— И вот эта, — указал он на Клодию, — предала своих соотечественников, объявила о верности Косу и взяла косианское золото за свою измену!
— Но теперь-то она — рабыня? — уточнил кто-то с причала.
— Само собой, — заверил его парень с палубы бака.
— Предательница! — зло выкрикнул мужчина, одетый по косианской моде.
Клодия бросила умоляющий взгляд на надсмотрщика, и тот кивнул, разрешая ей говорить.
— Я сожалею о том, что я сделала! — тут же закричала Клодия. — Теперь я только рабыня! Пожалуйста, пощадите рабыню!
— Понятное дело, что и эту мы решили продать какому-нибудь косианцу, — сообщил надсмотрщик.
— Предательница! — крикнул косианец.
— Предательница! — вторил ему другой.
— Возможно, я куплю тебя! — крикнул третий. — Можешь не сомневаться в том, что плети в моем доме бьют больно!
— Я попытаюсь не вызывать вашего недовольства, Господин! — заплакала Клодия.
Теперь стало трудно что-либо расслышать. Шум стоял неимоверный. Барабаны и трубы на борту «Таис» гремели, с причала им отвечали, наверное, все музыкальные инструменты, что нашлись в городе. Не отставали в создании звукового фона и другие корабли. Кричали люди, кто-то что-то спрашивал с причала, ему что-то отвечали с палубы. Кто-то просто перебрасывался шутками.
Амилиана, периодически останавливавшегося, чтобы помахать толпе рукой, Сурилий в сопровождении тех, кто находился с ним, уводил с палубы бака. Скорее всего, Каллидор, теперь оставил палубу юта и ждал своего друга где-то в районе мачты. Похоже, Амилиану, командующему Форпоста Ара, решили оказать честь первым сойти на берег. Я и еще несколько человек, включая Марка, пока остались на баке. Через некоторое время, под торжественный бой барабанов, рев труб и приветственные крики толпы, Амилиан, хотя и без поддержки, но с заметной слабостью, сошел на причал. За ним последовали Каллидор и Сурилий. Их и других офицеров сразу у сходни окружили мужчины, носящие медальоны городских чиновников.
Следом за этим, если можно так выразиться, официальным мероприятием, начали сходить на берег беженцы из Форпоста Ара, некоторые из них имели при себе небольшие узелки, скудное имущество, которое удалось спасти из горящего города, другое имущество робко следовало за своими владельцами на их собственных босых ногах. Большая часть толпы начала расходиться, уже через несколько енов, после того как причалы покинула процессия чиновников и офицеров. Вслед за ними потянулись в город и беженцы вместе со своей движимой и недвижимой собственностью. На корабле гребцы уже заканчивали крепить весла еще перед швартовкой втянутые внутрь. Часть гребцов и матросов, свободных от вахт, закинув на плечи оружие и баулы с пожитками, потянулись к сходням. Встречали их с распростертыми объятиями, часто демонстративно, кого родственники и друзья, кого их свободные спутницы, а тех, кто являлся рабовладельцами, с неподдельным нетерпением ожидали откровенно одетые, любящие рабыни. Почти то же самое происходило и в других местах и на других причалах.
— Удачный был рейс, — сказал надсмотрщик, подцепляя багром цепь, посредством которой рабская сбруя Публию крепилась к брусу, и подтягивая девушку поближе к борту.
— Это точно, — поддержал его я.
Едва тело Публии оказалось в пределах досягаемости, как двое других матросов перегнулись через планширь и вытянули рабыню на палубу бака, где поставили ее на колени, пока оставив в кандалах, и сбруе. Через мгновение они точно так же вернули на судно и Клодию.
— Я так понимаю, — обратился ко мне матрос-надсмотрщик, — что у вас были некие теплые отношения или что-то вроде того, с этими двумя рабынями.
— Да, — признал я.
— Рабыни, — окликнул он женщин.
— Да, Господин, — хором отозвались Публия и Клодия.
— Вы можете проститься с ним, — сообщил им парень, — способом подходящим для рабынь.
— Я желаю вам всего хорошего, Господин, — кротко проговорила Публия, стоя на коленях передо мной и, опустив голову, поцеловала мои ноги.
— И тебе всего хорошего, рабыня, — ответил я.
Клодия вслед за Публией, подползла ко мне и, встав на колени, согнулась и мягко и изящно, прижалась губами к моей ноге.
— Я тоже желаю вам всего хорошего, Господин, — попрощалась она.
— Удачи и тебе, рабыня, — сказал я.
А вот Марк, в отличие от остальных не смотрел ни на пирсы, ни на город, поднимавшийся над гаванью. Его внимание, было обращено в другую сторону, наружу, к выходу из гавани.
На причалах к этому времени уже было пусто, лишь несколько рабынь задержались здесь.
Надсмотрщик присел около Публии. Первым делом, отстегнув ручные кандалы от цепи, крепившейся к брусу, и сняв с ее запястий браслеты кандалов, он завернул руки девушки за спину и защелкнул на них наручники. Только после этого матрос занялся ее ногами, точно так же отстегнув кандалы от цепи, затем освободил от кандалов сами щиколотки. Потом настала очередь сбруи. Закончив с Публией, парень перешел к Клодии.
— Кажется, Ты не слишком стремишься поскорее увидеть Порт-Кос, — заметил я, обращаясь к молодому воину.
— Где, по-вашему, сейчас находятся северные войска Ара? — спросил меня он.