Предатели Мира

Меня оставили в одиночестве. Я неловко вылезла из-под пледа и скомканной простыни, закрываясь её краем. Насколько я знала, следящие камеры могли быть даже тут, и мне почему-то претило сидеть перед ними практически голой (хотя какая уже была разница, да?). На стуле, где незадолго до этого сидели по очереди мои собеседники, лежал набор белья, серые летние брюки, форменная серо-зелёная блузка, ларио и чулки. Под стулом стояла пара чёрных туфель на низком ходу. Вздохнув, я начала одеваться. Наводить полный марафет салфетками, по-видимому, не имело смысла — грязи, пота, потёков крови и следов чужих лап на мне было столько, что радикально помочь мог лишь душ. Или даже ванная. И даже не один раз. К тому же, мне не хотелось оказаться голой и вытирающейся в минуту, когда сюда зайдёт неведомый мне провожатый. Вот чего мне сейчас действительно хотелось — так это поскорее восстановить душевное равновесие. Как минимум, за счёт одежды. Избавившись только от запаха пота, я потянула вещи из кучи.

Бельё и блузка подошли (у меня возникло смутное, странное, щемящее подозрение, что я точно знаю, кто выбирал размер), брюки болтались мешком, а туфли оказались слишком жёсткими. Ну да Тень с ним. Чего ещё ждать от казённых шмоток? И так спасибо…

Одевшись, я снова прилегла, дыша, как после бега. Всё ещё слишком слаба. Всё ещё ни капли сил… и даже меньше… Дар всё-таки предполагал некий избыток над элементарными процессами жизнеобеспечения… а у меня и ними были очень большие проблемы…

Но это хорошо. Даже кинь меня сейчас кто-то из окна, я бы упала и сломала ноги. Такая себе аллонга-неудачница. Но уж никак не то, кем я была на самом деле… Впрочем, нет, это слово я не смела произнести в стенах КСН даже мысленно…

Подумав, я сунула пачку салфеток в карман. Ссадины на лице и впрямь перестали болеть, а их ещё много… Салфетки пригодятся. От слабости я снова начала клевать носом…

— Да Кун.

Охнув, я подскочила. Оказалось, дверь в кабинет открывалась абсолютно бесшумно.

— Вставайте. Вы уже можете идти?

— Не знаю… — тихо сказала я, не смея поднять глаза.

— Да уж постарайтесь.

В голосе говорившего не было никакого негатива. Скорее уж — бесконечная усталость, близкая к нежности настолько, что у меня перехватило дыхание — и всё-таки его голос оставался ровным и нейтральным, как прямая линия на осциллографе.

Пошатываясь, я оторвалась от дивана и неловко пошла к дверям.

Мы оба молчали.

У меня кружилась голова… От всего пережитого, от воспоминаний о подвале, о его уставших руках, пахнущих кофе. От кислотного бессильного страха, порожденного беседой с начальником отдела. Я только надеялась, что это было не слишком заметно. Подразумевалось, что я всё-таки в состоянии держать себя в руках.

Я даже не знала, что волновало меня больше: моё опасное положение — или знание, что Карун всё-таки живой. Это он, без сомнения. И ещё мысль, не зол ли он на меня. И что между нами? Кто он мне теперь? Создатель, я же его убивала. Почему он жив, если я скомкала его сердце, как тряпочку..?! мне казалось, этого не мог выдержать никто. Это казалось чем-то настолько иррациональным, что мои мозги отказывались это воспринимать.

Мы прошли через сухой, как хруст бумаги, тесный кабинет. Карун подтолкнул меня вперед, мимо охранника в чёрном, и мы вышли в коридор. Пальцы на моём локте сжались дважды.

— Иди как идёшь. Не скорее, — тихо сказал голос позади меня.

Мы шли, и молчание между нами можно было взорвать — такое это было напряжение! Словно два перегретых котла, сдвинутых вместе и по какому-то недоразумению не имеющих выхода — я могла лишь надеяться, что это не слишком ощущается другими.

Мы миновали ещё один пост, затем несколько чёрных дверей. Мимо проходили люди в гражданском и ото всех меня брала оторопь. Как я до сих пор жива..? в этом месте..? Спокойно. Я иду своими ногами и жива. Я соберусь и не буду паниковать — не дождутся.

Я дёрнулась, пытаясь обернуться, и ощутила твёрдое сжатие на руке.

— Не смотри на меня. Просто иди.

— Это правда… ты..?! — как мне показалось, мои слова прозвучали с вызовом и испугом.

— Правдивей некуда, — в тихом голосе за моей спиной вдруг прорезалась слабая, но такая знакомая мне лукавая смешинка, от которой у меня онемели колени. СПОКОЙНО, Санда.

Я не ответила. Вопль «как это возможно?!» был так очевиден, что мне казалось неуместным его произносить. Частично оттого, что я не знала, насколько это вообще будет этично. Спрашивать у человека, которого ты убивал и который теперь тебя вроде как спасает, почему он жив.

— Большинство компонентов так называемого Дара имеют сознательную активацию ключевого элемента, — тихим лекторским тоном, но не теряя ироничной нотки на дне голоса, проговорил Карун, — Или, правильнее, они блокируются сознанием до возникновения сильной мотивации. Так что, если ты и впрямь собиралась это сделать, тебе надо было всего лишь захотеть. Хотя бы капельку.