Столь радикальный поворот во внешней политике требовал объяснений. Перед представителями Политбюро и Коминтерна Сталин произнес речь, в которой обосновывал свое решение заключить пакт с Гитлером и прекратить переговоры с англо-французскими представителями. Он заявил, что победа мировой революции невозможна без большой войны. Вождь отметил: мол, заключив соглашение с англо-французами, мы войну предотвратим, а договор с Германией даст ей возможность развязать в Европе такую войну, которая сделает хозяином положения Советский Союз. По словам Сталина, германская сторона, несомненно, будет в этой войне обречена на поражение, а СССР окажется в роли арбитра и поможет германским коммунистам.
Как отмечал историк Рафаил Ганелин, факт произнесения этой речи нередко ставился под сомнение, поскольку она нигде не была опубликована. Однако израильский исследователь Шаули обнаружил отчет двух высокопоставленных представителей чехословацкой компартии, которые приехали в Москву в августе 1939 года и безуспешно пытались добиться встречи со Сталиным или Молотовым. Только 6 октября их принял заведующий центрально-европейским отделом Наркоминдела Александр Александров, который объяснил ситуацию практически в тех же выражениях, что и Сталин 19 августа в той «речи, которой не было».
«Принято считать, что Сталин и партия неотделимы друг от друга, — отмечал Рафаил Ганелин. — Оказывается — нет! 23 августа 1939 года, когда в Москве подписывали пакт с Германией, все члены Политбюро были отправлены на охоту. Одним словом, Сталину никто и ничто не должно было помешать, даже гипотетически».
О том, что взаимодействие между Сталиным и Гитлером, которое касалось просто немыслимым, в действительности возможно, не раз предупреждал главный враг Сталина — изгнанник Лев Троцкий. К его прогнозу на Западе не хотели прислушиваться. Теперь же, когда события развернулись именно так, как предупреждал Троцкий, со всех сторон только и слышалось: «А старик-то был прав!».
«Подписание советско-германского пакта явилось, может быть, самой болевой точкой в истории международного коммунистического движения… Сталин пошел на союз с Гитлером, не известив об этом зарубежные компартии… Новая политическая стратегия Сталина требовала от зарубежных компартий полного прекращения антифашистской пропаганды», — отмечал историк Вадим Роговин. Перестраиваться приходилось на ходу, особенно после того, как спустя неделю после заключения пакта, 1 сентября 1939 года, Германия напала на Польшу.
7 сентября 1939 года на встрече с Георгием Димитровым, одним из лидеров Коминтерна, Сталин определил основные позиции, по которым необходим кардинальный пересмотр политической стратегии и тактики этой организации. Во-первых, он потребовал отказаться от деления капиталистических держав на агрессивные и неагрессивные, фашистские и демократические, которое, по его словам, во время войны потеряло прежний смысл. Руководствуясь этой установкой, Коминтерн снял лозунг о фашизме как главном источнике империалистической агрессии. Сам термин «фашизм» применительно к Германии исчез из документов Коминтерна, как и со страниц советской печати.
Во-вторых, Сталин заявил, что начавшаяся в Европе война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира. Такая оценка, по мнению историка Роговина, начисто игнорировала человеконенавистнические замыслы германского фашизма, его претензии на порабощение Европы и всего мира. В соответствии с этим, компартиям стран, уже вовлеченных во Вторую мировую войну, было предписано перестать разоблачать фашизм и выступать против своих правительств.
Чуть позже президиум Исполкома Коминтерна направил телеграмму в адрес ЦК французской компартии, уже к тому времени нелегальной, в которой указывалось: «Позиция национальной обороны недопустима для французских коммунистов в этой войне…»
Столь резкий поворот в стратегии и тактике Коминтерна многие коммунисты восприняли как откровенное предательство, что вызвало массовый их отток из компартий капиталистических стран. Некоторые коминтерновцы, прежде выступавшие горячими и искренними друзьями СССР, превратились в ярых антикоммунистов. В знак протеста против заключения пакта Молотова — Риббентропа примерно треть коммунистов-депутатов французского парламента вышла из партии.