Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью

В: Согласен, и, думаю, нельзя было так делать. Цепи были не потому, что мы боялись, что он станет агрессивным, а только чтобы он не причинил вреда сам себе.

— Что же он такое говорит? — возмутилась мама. — Он считает, что они им доброе дело сделали!

Т: Почему вы думали, что он способен на это?

В: К похищению нельзя относиться легкомысленно, надо все хорошо продумать. Вполне возможно, что у человека, оказавшегося в подобной ситуации, возникнут суицидальные настроения.

— Как у него только язык поворачивается говорить такое! — возмущенно вскричала мама.

Т: Вы передергиваете. Вы говорите, что, приковав цепями, позаботились об их безопасности, тогда как сами они позже рассказывали, что это было ужасно болезненно. Ситуация и без того была ужасной и мучительной.

— Метко замечено! — одобрительно отозвалась о ведущем мама.

В: Я ни в коем случае не пытаюсь приукрашивать факты.

— Именно этим он и занимается! — сказала мама.

В: Я согласен с вами, что это варварство и так действительно было нельзя. Конечно, в какой-то момент мы осознали, что перегнули палку. Мы предлагали господам Хайнекену и Додереру встретиться с нами, чтобы они могли узнать от нас все, что касалось похищения. Они отказались, но зато в результате мы встретились с охранной фирмой, которую создал господин Хайнекен после своего похищения. И мы с ними договорились.

Т: О чем?

В: О том, что если господин Хайнекен идет по правой стороне улицы П. К. Хоофстраат[7], мы переходим на левую.

— По П. К.?

— Да, мамочка. Он гуляет по самой шикарной улице Амстердама, тратит на ней деньги господина Хайнекена, а тот должен быть счастлив, что Вим ходит по другой стороне, — сказала я.

Показали еще одну запись. Следователь господин Сиетсма подробно рассказывал об условиях содержания Хайнекена и Додерера похитителями. Аудитория слушал его рассказ с напряженным вниманием, воцарилась мертвая тишина. Твэн Гюйс не стал прерывать эту тишину по окончании показа фрагмента. Камера показала улыбающегося Вима.

В: Вы что-то хотели спросить?

Т: Да, хотелось бы знать, как вы к этому относитесь.

В: Ну в свои пятьдесят четыре я понимаю, что этот человек, безусловно, прав.

— Смотри-ка, дожил до пятидесяти четырех и осознал, что совершил тяжелое преступление. Какой сообразительный!

В: Думаю, Додереру приходилось хуже. Хайнекен переносил все легче, намного легче, чем здесь говорили. Но так нельзя было делать, само собой разумеется.

— Как он смеет! Он за господина Хайнекена будет решать, что ужасно, а что не очень. — Мама была на грани истерики. — Он только и знает, что говорить, будто все было не так страшно. Ему нужно было пожизненное дать. Не могу больше на это смотреть! — Она встала и пошла прочь, не в силах выносить это зрелище дальше.

После окончания передачи я пришла к ней на кухню, где она в задумчивости сидела за столом.

— И как? Я пропустила что-то интересное?

— Да ну, все одно и то же. Оставшихся от выкупа шести миллионов у него нет, он не вымогал деньги у Эдстра и прочих, так что посадили его ни за что, все свидетели врали, один он говорит правду.

Мама выглядела опустошенной.

— Он смеется над страданиями, которые причинил Хайнекену и Додереру. Ему вообще наплевать на это. Как так можно? Асси, милая. Это же мой ребенок! Думаю, все началось, еще когда я была им беременна. Твой отец ударил меня по голове и пнул ногой в живот, когда я была на девятом месяце. Может быть, он попал Виму по голове, и поэтому он стал таким.

Виллем Холледер: голландская знаменитость (2012/2013)

Парадоксальным образом, освободившись в 2012 году, Вим сделался национальной знаменитостью. На публике его узнавали, приветствовали и предлагали сфотографироваться вместе. Звездой его сделали преступления, причем казалось, что людям безразлично, что именно он совершил. Он моментально сделался «любимым преступником голландцев».

Мы бессчетное количество раз слышали, каким милым и добрым его считают, а он не переставал нас терроризировать. Поскольку мы никогда не выступали по этому поводу, подобные иллюзорные представления продолжают существовать в обществе.

Уверена, это восхищение прекратилось бы, знай люди правду о человеке, который шантажировал собственную сестру, приставив пистолет к голове ее сына и угрожая убить ее вместе с детьми.

Таков был наш «глава семьи».

Вим держал нас поблизости от себя с единственной целью — чтобы иметь возможность действовать беспрепятственно, чтобы правда о нем оставалась тайной и все по-прежнему хотели с ним сфотографироваться. Мы действительно стали наглухо закрытой семьей гангстера.

Поверьте, свыкнуться с проклятием общества после похищения Хайнекена было намного легче, чем с его вновь обретенной известностью.