Предчувствие беды

Да, поражение. Пузанов был опытным политиком – бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, министр, потом посол в нескольких странах. Он мог отличить победителя – от проигравшего. Так вот Тараки – уже проиграл. Победители выглядят по-другому, говорят по-другому и действуют по другому.

И, тем не менее – он генеральный секретарь партии.

Нур Мухаммед Тараки не встал как обычно навстречу советским не пожал руки. Он просо сидел в кресле и смотрел на вошедших.

Посольский переводчик Рюриков подошел ближе к послу, готовый переводить.

– Товарищ Тараки. Мы получили срочную телеграмму из Москвы, в которой излагается точка зрения советского руководства на процессы, происходящие в Афганистане. Мы должны изложить ее Вам, и мы должны сделать это в присутствии товарища Амина.

Тараки не удивился.

– Хорошо. Он во дворце. Сейчас его позовут.

Генеральный секретарь вызвал охранника, попросил пригласить Амина. Тот явился почти сразу*. Поздоровался с советскими гостями…

– Извините, что я в таком виде, но я уже ложился спать, когда меня позвали…

Амин расположился рядом с Тараки как и в прежние времена когда один из них был учителем, а другой – учеником. Посол начал зачитывать послание из ЦК КПСС на русском, Рюриков переводил его на пушту. Тараки и Амин напряжено слушали, молча…

Само послание было жестким, несмотря на обтекаемость формулировок. В нормальных ситуациях таких посланий не бывает, тем более их не зачитывают в полночь, в присутствии главного военного советника и представителя КГБ. Но и ситуация в афганском руководстве была уже накалена до опасного предела.

Когда Рюриков закончил, первым заговорил Тараки, почти сразу

– Мы благодарны советскому руководству за заботу и искреннюю заинтересованность в делах нашей страны. Да, у нас есть некоторые разногласия в руководстве партии, но они преодолимы. У советского руководства нет поводов для беспокойства за будущее НДПА. Рядом со мой сидит мой сын, и он это подтвердит.

Советские перевели взгляд на Амина.

– Товарищ Тараки сказал совершенно правильно. Да у нас есть разногласия, но они преодолимы и не касаются принципиальных вопросов. У меня есть отец и он рядом со мной. Он научил меня всему, и я готов умереть за него. Клянусь, что никогда не сделаю ничего такого, что могло бы причинить вред моему отцу, и сделаю все чтобы укрепить единство в партии.

И все вроде бы хорошо – но Пузанов был опытным человеком, и хорошо умел понимать людей. Вот и сейчас он понял – что все, что они довели сейчас до этих двух людей, не имеет для них ровным счетом никакого значения.

Но ничего сделать уже было нельзя. И больше чем уже сказано – сказать тоже было нельзя.

Посол встал со своего места первым, попрощались. Темными коридорами Арка прошли к припаркованным во дворе машинам.

– Все это для отвода глаз – досадливо сказал генерал Иванов, когда машина тронулась с места – все слова про сына и отца на деле для них ничего не значат. Просто они тянут время, чтобы больнее ударить друг друга. Их уже не помирить.

– Скорее всего вы правы… – отозвался едущий на соседнем сидении посол Пузанов.

Темная, освещенная только фарами дорога бросалась под колеса едущих к посольскому комплексу машин, Пузанов напряженно думал. Слова Иванова пришлись в такт мыслям. Пытался найти выход из ситуации – и не находил.

К сожалению, чем больше Пузанов работал здесь, тем больше у него вопросов возникало к НДПА. Партии висела в воздухе, у нее не было социальной базы – ее надо было создавать, создавать кропотливо, годами. В Афганистане не было пролетариата, не было интеллигенции – были только два чудовищно неравных класса. Феодалы и нищие, забитые крестьяне, фанатично верящие в Аллаха. Странно – но именно эта вера раньше крепила страну. Каждый крестьянин считал, что кем Аллах повелел человеку родиться – тем он и рождался, и пытаться изменить свое положение – значит, идти против воли Аллаха. Поэтому крепла власть феодалов, поэтому даже сейчас феодалы – те кто грабил крестьян! – имели над ними власть, их слово и слово муллы, первого помощника феодала, было для них весомо и значимо. В ЦК НДПА – ни одного представителя рабочих и крестьян. Ни одного! Крестьяне не представлены вообще никак! И в такой ситуации, опасной и неустойчивой, они еще умудряются ссориться друг с другом, раскачивая лодку!

А самое страшное – что даже в советническом аппарате уже раскол! Да какое в советническом аппарате – даже среди них, тех, кто едет сейчас в посольство, нет единого мнения. Он можно считать таракист, Иванов – не в восторге от обоих, военные – Павловский, Горелов, Заплатин – в восторге от Амина.

Кстати, а как прикажете понимать слова Амина – я сделаю все, чтобы в партии было единство? Примирюсь с теми, чьи взгляды немного отличаются – или уничтожу всех несогласных? Понимать можно было как угодно. Вот тебе и Восток…

– Восток… неопределенно сказал Пузанов – ну, сразу спать, или чаю еще выпьем…

Под словами "выпьем чаю" подразумевался, конечно, и обмен мнениями. Хотя что дадут их мнения, когда конфликт уже до того дошел, что мирить приходится через ЦК КПСС.