Предчувствие чуда

– На рынке у шамана. Не критикуйте, пока не попробуете. В этой стране меня кусали все насекомые. У меня были такие жуткие болячки, такая температура, что вспоминать страшно. Джеки однажды сильно отравился. Съел на улице какую-то дрянь вроде жареной черепахи, идиот. Я думала, ему конец. Нас каждый раз спасал шаман. Я хоть счет для него открыть готова.

И наверняка шаман будет получать прямую оплату прямиком от «Фогеля».

– Но ведь шаман меня даже не видел, – возразила Марина, пытаясь найти здравый смысл там, где здравым смыслом и не пахло. – На чем основан его диагноз? Да и вы меня тоже не видели.

– Я объяснила ситуацию. Вернее, Милтон вместо меня объяснил ситуацию, после того как я объяснила ее Милтону. Шаман говорит на немножко другом португальском, не на таком, на каком я, а мне было важно объяснить все точно. Кстати, Милтон желает вам скорого выздоровления.

Барбара прижала стакан к ключице Марины и держала, пока Марина не взяла его в руки.

– Это бред какой-то, – заявила Марина, глядя на мутную жидкость.

Стакан был теплый. Запах поднимался слоями: вода, рыба, грязь, смерть.

– Да пейте же! – прикрикнула Барбара. – Я уже устала вас уговаривать. Давайте, одним глотком, ну! По-другому в аду нельзя!

Изумленная командным тоном миссис Бовендер и диким отчаянием, вдруг проступившим на ее лице, Марина подчинилась и залпом выпила вонючую жидкость. Впрочем, это была не совсем жидкость – на дне стакана оказалась вязкая гуща, а в гуще – кусочки чего-то тоненького и твердого. Лодка, в которой они плыли, была выдолблена из ствола дерева. Оно перевернулось, и их с отцом выбросило в реку. Вода попала ей в глаза, нос и рот. Марина пошла на дно еще до того, как сумела поплыть, ощущая лишь вкус реки. Она уже успела забыть этот вкус, но теперь – вспомнила.

– Запрокиньте голову назад! Дышите! – приказала Барбара. – Не вздумайте все вытошнить!

Встав на колени перед Мариной, она положила руки ей на колени. Мистер Фокс полагал, будто разница между Мариной и Андерсом в том, что Андерсу не хватило разумения вернуться домой сразу, как только он заболел. Вот только от разумения Марины сейчас не было никакого проку – она попросту не могла двинуться с места. По мокрой спине прокатилась, выкручивая позвоночник, волна ужасающего озноба.

– Вот и славненько. – Барбара потрепала Маринино колено, будто комнатную собачку. – Только вот еще что. Сейчас вам сильно поплохеет, но совсем ненадолго, на час или чуть больше. Все зависит от того, что нужно сломать у вас внутри. А потом все станет хорошо. И даже лучше, чем хорошо. Я с радостью посижу с вами. Я свободна весь день.

Марина взглянула на свою гостью, но увидела лишь свет ее волос, словно исчезающий в каком-то туннеле. И попросила Барбару уйти.

Та разочарованно пожала плечами и взяла в руки ледяные пальцы Марины:

– О’кей, я вернусь в пять часов. Мы решим, какое платье вы наденете завтра в оперу. Я привезла несколько таких, которые будут красиво на вас смотреться. Повезло вам, что у вас есть подруга одного с вами роста. – Она пристально вгляделась в Марину: – Вам хочется стошнить? Постарайтесь потерпеть. Чем дольше сможете удержать в себе лекарство, тем лучше подействует. Дышите глубже – это помогает.

Пот струями бежал по лбу Марины, по ее щекам и шее. Прозрачная слизь текла из носа, текла даже сильнее, чем пот и слезы из глаз. Марина даже не подняла руку к лицу, чтобы хоть как-то остановить этот поток. Было очевидно, что ничего уже не поделаешь. Дрожь сотрясала ее так, что стучали зубы, и Марина старалась держать рот открытым. Даже если существует противоядие, она не успеет его принять. Это конец всего. Вот, значит, какой он – конец всего. Если она все же выживет и столкнется с ним еще раз, то сразу же распознает. Последней ясной мыслью Марины было: интересно, она жертва убийства или самоубийца, раз сама выпила яд?

Вдалеке, за городом кричали, призывая ее, древесные лягушки, и, повинуясь ритму их голосов, кровь хлынула к сердцу Марины.

Она проснулась на прохладном кафельном полу ванной, со стопкой полотенец под головой. Марина открыла глаза, посмотрела, как не большой, но и не маленький ярко-красный паук прячется в щелку за раковиной. Сколько прошло времени, она не знала и была этому рада. Марина вдохнула, выдохнула, пошевелила пальцами на руках и на ногах, раскрыла и закрыла рот. Недомогание, вызванное шаманским снадобьем, покинуло ее тело и в ярости отступления унесло с собой и изначальную болезнь. Марина была жива и вроде бы здорова. Из-за неудобной позы болело бедро, но это уже мелочи. Медленно, осторожно она встала, перевалилась через край ванны, села – для надежности, – включила душ, подставила голову под струи воды и не двигалась, пока та из горячей не превратилась в тепловатую. Потом почистила зубы и выпила бутылку минералки. Горло драло и саднило, но ясность в голове говорила о конце болезни. Марина покрутила шеей. Не одеваясь, лишь обернув волосы полотенцем, она прошла в спальню и обнаружила, что там все чисто убрано, а Барбара Бовендер сидит в кресле у окна и читает «Медицинский журнал Новой Англии».