Предчувствие чуда

Доктор Свенсон! Она вернулась из джунглей и объявилась здесь, в опере, без всякого предупреждения. И вот теперь заставляет их ждать. Нормальные люди в такой ситуации давно выбрались бы из кресел, вышли на лестницу или в фойе и приступили к разговору, который должен был состояться еще несколько недель назад. В первые дни Марина гадала, что почувствует, когда увидит доктора Свенсон, но чем дольше она жила в Манаусе, тем больше укреплялась в мысли, что надежды на встречу нет. Она уже представляла себе, как возвратится домой и сообщит Карен и мистеру Фоксу о своей неудаче. Эвридика брела вслед за Орфеем по тернистой дороге, ведущей прочь из подземного царства, непрестанно стеная и жалуясь. Ее нежное сопрано превратилось в надоедливый скулеж: «Почему ты не смотришь на меня? Почему ты не любишь меня?» Боже правый, при всей своей несказанной красоте она была невыносима! Марина уставилась на сцену, строго-настрого наказав себе не оборачиваться. Она отметила, что Барбара больше не стискивает ногами ладонь мужа и оба они сосредоточенно разглядывают певцов – вне всякого сомнения, судорожно вспоминая, хорошо ли проветрили квартиру, успели ли застелить постель, все ли кружевные трусики миссис Бовендер надежно спрятаны в ящиках комода. Когда в зале погас свет, Марина положила шаль на колени – в ложе третьего яруса было душновато. Теперь доктору Свенсон наверняка загораживают обзор ее голые плечи, спина и волосы, закрученные в хитрый узел и закрепленные черными палочками с крохотными золотыми веерами – как у китайской принцессы. Марине представилось, будто она сидит в темно-сером шелковом платье в больнице возле койки пациентки, и внезапно в палату входит ее наставница. «Меня вызвали по пейджеру, – пытается Марина объяснить свой легкомысленный наряд. – Я была в опере».

Больше всего ее удивлял собственный страх, тупая пульсация в животе, в точности как когда студенткой Марина разворачивала листок с экзаменационным заданием. Или когда на клиническом разборе в больнице слышала: «Доктор Сингх, будьте любезны, объясните нам, почему не проходит онемение тканей». Лучше бы ее переполнили злость и возмущение. Лучше бы ей стало наплевать, что кто-то там поет на сцене, что все услышат ее гневные слова: «Немедленно расскажите, что случилось с Андерсом!» Веселенькая фантазия, ничего не скажешь. Марина ничего не могла сказать доктору Свенсон. Она лишь ждала, что доктор Свенсон скажет ей: «Доктор Сингх? Конечно же, я вас помню, вы оставили без глаза младенца в Балтиморе». Пот ручьями бежал по бокам Марины – впитываться ему было не во что, у платья был чересчур низкий задний вырез. Орфей уже не мог выносить жалобы и сомнения возлюбленной. «Я спустился ради тебя в ад, – следовало бы ему сказать. – Какие еще тебе нужны доказательства? Можешь просто поверить в мою любовь и подождать двадцать минут, пока я найду дорогу в мир живых?» Но нет, в мифах так дела не делаются. Надо было взглянуть на нее. Заверить в своей любви. Заставить заткнуться. Орфей повернулся к Эвридике – и этим снова ее убил, отправил в бездну вечного сна, в самое начало истории.

Марине всей душой хотелось, чтобы певцы замолкли, музыканты отложили свои инструменты, ощутив невыносимую тревогу, исходящую от третьего яруса. Мечты, мечты… Помимо того что в этой опере умершая оживала и опять умирала из-за халатности главного героя, Марине пришлось выдержать и другие капризы фортуны, а также затянутый балетный фрагмент. Но наконец все завершилось.

Измученные ожиданием Марина и Бовендеры неистово зааплодировали, высвобождая накопившееся напряжение.

– Браво! – крикнул Джеки, когда на сцену вышла меццо-сопрано.

– Постановка так себе, – раздалось сзади.

Как будто эта фраза была разрешением, все трое тут же встали и развернулись – хор доктора Свенсон.

– Может быть, – сказала Барбара, словно ее мнения кто-то спрашивал. – Но ведь просто сходить в оперу – уже радость.

– Места роскошные, – добавил Джеки.

Марина, ставшая еще выше в туфлях на каблуках, не приняла в расчет рост доктора Свенсон и, повернувшись, посмотрела поверх ее макушки. И увидела в ложе еще одного человека, мужчину в костюме, стоявшего у входа. Милтон поздоровался – беззвучно, одними губами.

Барбара обняла Марину за плечи и прижала к себе. Этот жест можно было расценить как покровительственный или ласковый, однако Марина заподозрила, что девушка просто ищет поддержки. Стоя рядом с ней – бедро к бедру, ребро к ребру, – доктор Сингх чувствовала, как бьется сердце Барбары. Между телами двух женщин пробегала дрожь, и было непонятно, кто из них ее источник.

– Анника, вы ведь знакомы с моей подругой, доктором Сингх, – сказала Барбара.

– Здравствуйте. – Доктор Свенсон протянула Марине руку, не подтверждая и не отрицая, что помнит ее.