Предчувствие чуда

Все умолкли и посмотрели на доктора Свенсон. В этот момент Марина поняла две вещи: лакаши не говорят по-английски и не знают слова «хватит», но подобные пустяки не мешают им делать все, что скажет доктор Свенсон. От металла в голосе профессора пульс Марины забился чаще, чем от мокрых рук туземцев. Теми, в конце концов, двигали не дурные намерения, а скорее любопытство. В их иерархии доктор Свенсон была несомненным авторитетом, и Марина чувствовала себя ближе к индейцам, чем к бывшей преподавательнице.

– Ступайте! – приказала доктор Свенсон и махнула рукой за борт лодки. Один за другим мужчины послушно прыгали в воду, частенько – на головы соплеменников.

– Это необычайно тактильные люди, – пояснила она, когда последний лакаши исчез в фонтане брызг. – Они не имели в виду ничего плохого. Просто для них не существует того, чего они не могут потрогать.

– Но вас-то они не трогали, – заметила Марина, вытирая лицо рукавом.

Доктор Свенсон кивнула:

– Они уже знают, что я существую.

У берега виднелась узкая, похожая на указующий в реку палец пристань. Пасха ловко подвел к ней лодку. Тут мужчины отдали женщинам горящие палки и надежно пришвартовали лодку, потом схватили коробки, ящики и багаж и унесли все это в ночь. Многие хлопали Марину по плечу или останавливались, чтобы дотронуться до ее головы, но от работы не отлынивали. Теперь пели одни женщины, а когда Марина с Пасхой и доктором Свенсон уходили с лодки, они подняли над головой факелы, чтобы лучше освещать дорогу. На них были домотканые платья-рубашки тусклой расцветки, а волосы заплетены в длинные косы. На груди они несли младенцев в слингах, дети постарше цеплялись за их ноги, за подолы, и в черных глазах отражался свет факелов. Доктор Свенсон тяжело шагала по тропе в джунгли, время от времени кивая восторженно голосящим индианкам. Дети трогали брюки Марины, женщины прикасались пальцами к ее ушам и ключице. Иногда какой-нибудь малыш тянул руки к доктору Свенсон, и тогда мать поспешно их убирала.

– Они ведь не могли знать, что вы сегодня вернетесь, – заметила Марина, стараясь держаться ближе к старшей коллеге. Она даже осмелилась взять ее под руку. – Вы же иногда задерживаетесь в Манаусе на две-три ночи.

– Бывает, что и на неделю, – ответила доктор Свенсон, глядя перед собой. – Приятного мало, но приходится.

Беременная индианка забежала вперед и отогнула висящую у них на пути ветку.

– Если у них нет представления о времени, а вы никак не можете с ними объясниться, как они узнают о вашем возвращении?

– Они и не знают.

– Почему же тогда они устроили все это сегодня?

Доктор Свенсон остановилась и повернулась к Марине. Множество огней дробили ночную тьму, и тени, так же, как и голоса лакаши, приносились со всех сторон. То и дело кусок горящей палки падал на кучу листьев. Марина не понимала, как лес до сих пор не превратился в кучку дымящейся золы.

– Насколько я понимаю, они делают так каждую ночь, когда я в отъезде. Но точно не знаю, не интересовалась. Вы можете спросить об этом утром у доктора Нкомо. Сейчас я прощаюсь с вами, доктор Сингх. Устроиться вам поможет Пасха. А я устала.

После этих слов она пошатнулась, и Марина крепче взяла наставницу под руку. Доктор Свенсон прикрыла глаза.

– Со мной все в порядке, – сказала она и вновь взглянула на Марину. Казалось, ей не хватает воздуха. – Немного не рассчитала силы.

Доктор Свенсон протянула руку, и стоявшая у тропы женщина со спящим на груди младенцем и близнецами, ухватившимися за ее юбку, повела исследовательницу куда-то в темноту. Вместе с доктором Свенсон удалились все огни и звуки. Лакаши столпились вокруг фонаря, который она держала, хотя если кому-то сейчас и нужен был фонарь, так это Марине, оставшейся в полном одиночестве в темноте.