Она сняла шлепанцы и показала пальцем на Пасху: «Ты где спишь?» Тот направил луч на стену в шести футах от кровати и показал гамак – пустую тканевую оболочку в ожидании худенького тела. Потом отдал Марине фонарик, снял рубашку и залез в гамак. Она постояла немного, светя в его сторону, удивленно глядя на маленький кокон, в который превратился мальчик. Значит, она спит у Пасхи. Вот так повезло. Марина попыталась увидеть в этом необычайную любезность со стороны доктора Свенсон, но скорее всего, жестяной домик был здесь попросту единственным доступным местом для ночлега, располагавшим крышей. Не важно – Марина уже поняла, что все равно не сможет спать без Пасхи. Она легла на койку, расправила сетку, выключила фонарь и устроилась поудобнее, вслушиваясь в размеренное дыхание джунглей. Что ж, все могло быть гораздо хуже. Тут приятнее, чем в отеле «Индира». Койка не менее удобная, чем та кровать. Ясно, что лакаши подготовились к приему гостей, что бы там ни говорила о них доктор Свенсон. Люди приезжали к ним и прежде, жили тут. Спали на этой самой койке и радовались, что гамак Пасхи находится в шести футах от нее. Марина открыла глаза и при неярком лунном свете посмотрела на белое облачко сетки. Андерс тоже спал здесь. Пасха был с ним, когда он умирал, – так сказала доктор Свенсон. Марина села. Андерс. Она словно взглянула его глазами на эту темноту, веранду, койку. Мучаясь от лихорадки, он смотрел сквозь этот полог. Марина встала, сунула ноги в шлепанцы, взяла фонарик, поглядела на щуплую фигурку Пасхи, спавшего в гамаке. Где-то здесь должна быть ручка. Она прошла в кладовую, обвела ее лучом света и увидела, что пространство практически не обустроено – повсюду просто громоздились коробки и ящики, пластиковые фляги, бутылки с водой, коробки поменьше с пробирками и предметными стеклами. Марина нашла веник, стопку тряпок, огромную катушку шпагата. Ни полок, ни выдвижных ящиков. Ничего такого, где было бы логично держать ручку. Логикой в кладовой вообще не пахло. Тут она вспомнила, что письменные принадлежности Андерса перешли к Пасхе. Горстка шариковых ручек, мальчишечье сокровище. Она вернулась в спальню, посветила фонариком на какие-то ведра, провела лучом по полу и прямо под гамаком обнаружила металлический ящик. Он был больше тех, в которых хранят документы, и меньше контейнеров для рыболовных снастей или инструментов. Опустившись на грубо оструганные половицы, Марина поднырнула под спящего мальчика, и вытянула свою находку. Замка у ящика не было, только защелка на крышке. Наверху был маленький металлический лоток, полный перьев. Марина разложила их на кучки по два, три и четыре. Она и не знала, что перья бывают таких цветов – лавандового, искристо-желтого. Все они были безупречно чистые, аккуратно расправленные. Еще в лотке лежали камень, формой и окраской поразительно похожий на глазное яблоко человека, красная шелковая лента и превосходно сохранившаяся окаменелость – отпечаток доисторической рыбы в глине. Под лотком лежал голубой конверт аэрограммы, надписанный крупными буквами – «ПАСХА». Текст внутри гласил: «Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, помогите этому мальчику попасть в Соединенные Штаты, и вы получите вознаграждение. Отвезите его к Карен Экман». Далее следовали адрес и номер телефона. «Все расходы будут возмещены. ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРОВАНО. Благодарю.
– У тебя никогда не было паспорта? – удивилась Марина.
– Был, – ответил он, усаживаясь на ее стол и рассматривая документ через ее плечо. – Когда колледж оканчивал.
Марина подняла на него глаза.
– Куда ездил?
Она жалела, что никогда не жила подолгу за границей. Не могла заставить себя уехать так далеко от дома.