Предчувствие смуты

По словам Тамары, стоило капитану «Два нуля» взглянуть на ладонь этой женщины, как он сразу же заметил, что это не рука домохозяйки, умеющей только стряпать, — это рука опытного вояки, и сам собой напрашивался вопрос: как много эта женщина нанесла вреда? Об этом ее, конечно, еще спросят. Но когда она убедится, что ее не допрашивают, а с ней по-дружески беседуют, ее признания могут оказать добрую службу Российской армии.

Так размышлял капитан-контрразведчик и своих мыслей не скрывал от врача Калтаковой. Ведь он тоже имел в виду тот роковой выстрел, оборвавший жизнь его однополчанина, мужа Тамары.

За столом Никита спросил:

— Здоровье этой украинки в ближайшее время позволит ей пообщаться с ее друзьями?

— У нее здесь друзья? — удивилась Тамара.

— Краем уха слышал, что друзья, по всей вероятности, есть.

Он не стал строить предположение, называть имена друзей, но она догадалась, что прапорщик Перевышко в Воронеже объявился не случайно и в больницу наведался тоже не случайно. Она не могла даже предположить, что с этой женщиной знаком брат Никиты — Микола.

И Тамара по простоте душевной выдала врачебную тайну.

— Ваша украиночка беременна.

— Отец известен?

— Ясность может внести только она.

— Ее спрашивали?

— Нет. Но рентген показал, что аборт делать уже поздно. Ее били по животу ногами. А ботинки у боевиков армейские, спецназовские. Сильный, тренированный организм выдержал удары. Плод не выбросила, значит, ребенка удастся сохранить.

Никита прикидывал в уме: четыре месяца Микола из дому не отлучался. Так, по крайней мере, говорила мать. Дни разлук с сыновьями матери считать умеют, но не знают, где сыновья проводят время.

Когда рота отправилась на обед, прапорщик заглянул на квартиру — три комнаты блочной пятиэтажки занимали три холостяка. У Никиты Перевышко комната была с застекленным балкончиком. Балкончик узкий, но длинный, можно поставить раскладушку — на случай, если заночует какой-либо гость. Обычно гостя Никита укладывал на диван, а сам довольствовался раскладушкой.

Телеграмма, посланная накануне, должна была заставить его отложить все дела и немедленно выехать в Воронеж. Ждал брата с часу на час.

Брат приехал пригородным поездом, ближе к вечеру, и сразу же отправился на квартиру. Никита уже проявлял беспокойство: начальство, у которого предстояло получить добро на встречу с Соломией, разъехалось по дачам (война была где-то далеко на юге — в предгорьях Кавказа), и в больнице закончилось время для посетителей.

— Что случилось? — первый вопрос, который Микола задал Никите. В его глазах был напряженный блеск, ожидание чего-то неожиданного, тревожного. — Своей телеграммой ты на ноги поднял все наше село. И сразу же по селу, как гром по небу: «Поехал за трупом. Никиту убили». Фронт-то рядом — у соседей, а контрактники — многие с Украины. У нас, как тебе известно, для молодежи работы нет, шахты — лежат, заводы — лежат. Какое было Рубежное — город химиков, так даже стены цехов развалили… В Краснореченске станкостроительный завод имени Фрунзе выпускал новейшие вертикально-фолинговальные станки с программным управлением. Япония у нас продукцию закупала, а уж японцы вчерашний день покупать не станут. Но какому-то местному предпринимателю потребовались блоки на фундамент животноводческой фермы. Платил наличными.

— И вы его не остановили?

Микола взглянул на брата, как на несмышленыша.

— Только попробуй… На стороне крутых даже милиция… Если будешь протестовать — инвалидом сделают. У нас это запросто. Ты же наведывался, видел. Теперь на месте завода — груда битого кирпича. Поселковая власть вошла в азарт, продавала все, на что был спрос, — ведь платили живыми деньгами. А это уже зарплата служащим и в первую очередь начальству. Под предлогом перестройки развалили корпуса «Сельхозтехники», заодно и больницу, и строящийся универмаг. В этом поселке, где когда-то дважды перекатывался фронт, такой разрухи не было… Нет, Никита, что ни говори, а разрушать мы умеем. Нам только тюкни — и мы сварганим любую перестройку.

— И все растащим? В Гражданскую войну пели «И по камушку, по кирпичику растащили мы этот завод…» Так?

— А что… Если не ударить по рукам… Государственная собственность, она, как дитя беспризорное… На завод привезли вагон синей краски — станки красить. И что ты думаешь? Весь поселок стал синим. А глава поселковой арминистрации, говорят, даже свой нужник перекрасил в синий цвет.

Возбужденный гость выкладывал домашние новости, как блины пек — только успевай считать. Он был бесконечно рад, что брат живой и здоровый. На его загорелом обветренном лице блуждала загадочная улыбка.

— Ты давно видел свою Соломию?