Предчувствие смуты

— А то вы не знаете?

Пожилой мужчина, чем-то смахивавший на Масхадова, грубо одернул Соломию:

— Отвечай, женщина, когда к тебе по-доброму.

— Это беседа или допрос?

— С друзьями беседа, врагов допрашиваем, — сказала чеченка, давая понять, что привели сюда наемницу не ради праздного любопытства.

И тут же поинтересовалась:

— На сколько времени вы с Ичкерией заключили контракт?

— Никакого контракта я не заключала, — ответила Соломия. — Вы меня с кем-то спутали.

Так отвечать ее учил Варнава Генрихович Шпехта: «Если дело пахнет керосином, все отрицай. Прикинься дурочкой. Говори: тебя выкрали люди кавказской национальности. Ты — жертва насилия. Требуй свидания с консулом Украины».

Соломия тогда же подумала: «Какой консул в горах Кавказа, среди этих заросших до глаз полудикарей, прокуренных афганской травкой?» Согласилась она на эту командировку с условием, что Миколу люди Шпехты оставят в покое, дадут возможность ему честно зарабатывать деньги как специалисту по установке и ремонту бытовой техники.

Задолго до командировки Соломии на соревнования по пулевой стрельбе (с поездкой на Балканы через Грузию), Шпехта предложил Миколе посетить Мюнхен, где молодым националистам будет прочитан курс лекций по истории украинского освободительного движения. От поездки Микола решительно отказался, объяснив свое нежелание так:

— Варнава Генрихович, мне любая политика, как зайцу — стоп-сигнал.

— Тогда зачем вы с таким усердием изучаете стрелковое дело?

— Люблю возиться с оружием. Интересно. В детстве мечтал изобрести бесшумный пистолет, чтоб перестрелять своих обидчиков. Они часто били меня и брата Никиту, били ради удовольствия — им хотелось почесать кулаки. Это меня обижало, и я думал: «Если не возьму силой — возьму головой». Брат меня отговаривал, мол, у тебя с пистолетом ничего не получится. А я ему — статью в журнале. Об одном умном хлопце. В статье сообщалось, что этот хлопец, побывавший на фронте и видевший, чем воюют немцы, изобрел чудо-автомат. За свое изобретение получил Сталинскую премию. Тогда были такие премии, на них можно было купить легковой автомобиль, но и на бензин оставалось. Потом я где-то вычитал, что уже есть и бесшумный пистолет. Но мой пистолет должен был стрелять не пулей, а маленькой стрелой с ядом. У степняков, у наших древних народов, подобные стрелы были, их запускали из маленького лука.

— А откуда яд?

— Из гадюки. В нашей местности гадюк видимо-невидимо. Их называют медянками.

— Ну и как, удалась задумка?

— Если б удалась, я вас не знал бы, а вы — меня.

— Это вы сказали верно, — согласился Шпехта. — Кагэбисты вас бы вычислили сразу. В селе все люди на виду, как мухи на столе…

Вот такой разговор состоялся с Варнавой Генриховичем за месяц до отъезда Соломии на Балканы. Не догадывался Микола, что с этого дня Варнава Генрихович изменил свое отношение к схидняку Перевышке. Он понял, что это уже не тот лопоухий студентик, которого можно было куда угодно послать, движимого любовью к Соломии. Пан Шпехта знал, что в таком деле, как любовь юного мужчины к молодой женщине, нельзя торопиться. Со временем горячий любовник будет выполнять задания, если ему прикажет повелитель его женщины. А таковым — и Соломия этого не скрывала — являлся один человек — ее учитель Варнава Генрихович.

Миколу предстояло проверить в деле — действительно ли он любит Соломию и ради нее готов на все.

Лучшей проверкой истинности чувств могла стать поездка на спецучебу и в воюющую Чечню. Что Варнава Генрихович и сделал.

Но первая же акция без кивков на Соломию дала осечку: ни о каком Мюнхене Микола и думать не хотел. Вроде бы и лопоухий этот Перевышко, как еще недавно утверждал пан Гуменюк, но сразу же этот лопоухий догадался, что нелегальная поездка в Германию вроде бы на какие-то безобидные лекции — дело политическое и за это, будь такое в России, по головке не погладят, да и брату жизнь испортят. Микола любит брата, как и брат Миколу, — видимо, сказывалась материнская кровь.

И Соломия чувствовала, что братья любят друг друга, а с некоторых пор уже сознавала, что прапорщик Российской армии Никита Перевышко для нее не чужой человек, а родной брат ее коханого. Не дай бог, если она его подстрелит!

С этой командировки для нее все русские, одетые в армейскую форму, уже не предмет заработка, а живые люди. На расстоянии все они вроде на одно лицо. Среди них и Никита. Так что, стреляя в русского, промахнись.

И она… стала ошибаться, чего с ней раньше не случалось. За меткие выстрелы ей платили долларами (деньги, кстати, в последние годы чаще доставляли из Москвы). Не знала она того, что львиную долю гонорара пан Шпехта присваивает себе.

И еще она не знала, что по факту плохой работы наемников, в частности снайперов из стран бывшего соцлагеря, в Ичкерии была создана следственная комиссия.

Светловолосая чеченка в русской полевой форме спрашивала:

— Вы, лейтенант Кубиевич, 14 мая были заранее предупреждены, что в секторе вашей ответственности появится полковник… — она заглянула в блокнот, — Чубаров, офицер Министерства обороны. Объект далеко не рядовой.

— Не помню.