В «Золотой бочке» вечером праздновали. Накрыли длинный стол, выставили яства — все, что нашлось под рукой. Особых разносолов не было, некогда оказалось их готовить, но уж выпивки было много, в ход пошли запасы из подвалов постоялого двора.
Хозяин, распаренный, чисто отмытый, созвал гостей. Рядом с ним, розовым и лоснящимся, жена казалась бледной и увядшей — будто она, а не муж, провела месяц в тюрьме. Возможно, причиной было то обстоятельство, что деньги на взятку отдавала именно она. Сейчас супруг счастлив, он уже десять раз простился с жизнью и готовился к худшему… конечно, завтра он протрезвеет и осознает, что деньги, скопленные долгими годами праведных трудов — ушли, пропали без возврата. Но теперь он празднует чудесное избавление, ему плевать на все — он жив!
Батраки, делившие заключение с хозяином, переживали куда меньше, они-то ничего не потеряли. В другой ситуации могло бы показаться обидным, что они могли сгинуть ни за что, просто потому, что оказались рядом, да и спаслись точно так же — за компанию, заодно с хозяином, будто они и не люди вовсе, а этакий довесок, дополнение к хозяину «Золотой бочки»… но сейчас им было не до философских рассуждений. Спаслись же! Могли бы с жизнью распрощаться, да гилфинговой милостью — живут! Посему работники с радостью, не мудрствуя, пили за здоровье хозяина, за здоровье славных чужеземцев, которые так здорово пособили вейверцам, за все хорошее и доброе.
Был в числе приглашенных, разумеется, и ткач. С ним у товарищей по несчастью отношения остались не слишком дружескими, незадачливого мастера винили в общей беде, мол, все из-за него началось… Но что было, то было, а ныне — все на свободе и могут есть и пить в свое удовольствие, а и чего же не есть и не пить, если могут? И ели. И пили. Много хвалили Гедора, он кивал в ответ на добрые слова, но помалкивал, разве что изредка цедил, будто нехотя: мол, скверный порядок здесь, в Вейвере. Любой может пострадать, любого могут схватить по ложному доносу, по ничтожному подозрению. Эх, не так все на побережье…
— Что ж ты, мастер, уехал-то из такого чудесного места? — выкрикнул ткач после того, как Мясник в очередной раз вспомнил родные края. — Да еще в нашу-то дыру?
Ткач не разделял общего веселья. Он уже видел, то, что трактирщик пока что не осознал. Его-то жена внесла не собственные деньги, и теперь ткачу до самой смерти с цехом не рассчитаться.
— Мир велик, — пожал плечами Гедор. — Пожил там, поживу и здесь. Может, задержусь в Вейвере… А может двину прочь. Вот весны бы только дождаться…
Конечно же, все принялись уговаривать Гедора не бросать город. Приглашали оставаться у них, обещали помочь обустроиться, поддержать и если он лавку выкупит — каждый день к нему за всяким товаром… Мясник выжал из себя бледную улыбку и предложил лучше выпить за хозяина. Толстый хозяин «Золотой бочки» с воодушевлением заорал, что если бы не прислал Гилфинг добрых постояльцев — гнить бы ему в петле.
— Да ежели бы не ты, мастер, меня бы и в живых уже не было! Я будто заново родился, вот ей-ей, нынешний день запомню и стану, будто именины, праздновать! Оставайся в Вейвере, не уезжай, да и живи у меня, сколько пожелаешь. Я и гроша не возьму за твои комнаты, живи так!
Гедор снова улыбнулся и обещал подумать, но жить бесплатно отказался. Хозяину теперь туго придется, нужно дело сызнова поднимать, за месяц, небось, много чего в упадок-то пришло. Нельзя в такое тяжкое время без платы комнатами пользоваться.
— Да я, да ведь из доброго же чувства… — затянул охмелевший хозяин.
Однако Гедор оборвал его и отрезал, что слышать не желает.
— За доброе чувство благодарю. Но что мне дают — я за то всегда плачу. Не спорь, почтенный. Я всегда плачу.
Гости зашумели, застучали кружками, требуя вина — по кругу пошел кувшин. Еще раз выпили за славного мастера Гедора, который платит всегда. Такой хороший человек — городку Вейверу невероятно повезло, что добрый мастер остановился именно у них! И именно в «Золотой бочке»! И, конечно, следует выпить за самый лучший из постоялых дворов и его щедрых хозяев… Сказать по правде, гостям было уже неважно, за что именно пить. Кувшины появлялись на столе и тут же опорожнялись непрерывно, но вино не заканчивалось. Если уж владелец «Золотой бочки» решил устроить праздник — то получится праздник! Будьте уверены…
Получасом позже Дела сказала, что у нее болит голова, Гедор помог супруге встать и отправился проводить ее в постель. Покинул стол и Селезень, сославшись на старческие недуги. Гедор в самом деле привел жену в комнату, но сам не остался, выбрался знакомым путем через окно — и отправился на Мельничную улицу. Издали доносился шум — праздник в «Золотой бочке» не только не заканчивался, напротив, застолье только походило к наивысшей точке. Мясник подумал, не стоило ли запретить Торчку оставаться в зале в отсутствие старших. Пацан мог, выпив лишнего, попытаться вспомнить прежние делишки и полезть за чужими кошельками… Но возвращаться не хотелось, ищи потом новый повод свалить…