Предел напряжения

- Года три назад, - пожав плечами, ответил Лаберро. - Вскоре после того, как меня сюда перевели, я наткнулся на бумаги ван Марка. Честно говоря, первоначально мои намерения были чисто умозрительного характера. Мне хотелось выяснить, может ли человек в одиночку справиться со всем этим, то есть создать такой запас энергии, который, если ее освободить, в состоянии стереть человеческую жизнь с лица земли. - Он улыбнулся. - А раз уж такой фитиль создан, то почему бы его не поджечь?

- Ваши первоначальные побуждения мне понятны, - не спеша отозвался Макс. - Мне и самому трудно было бы отказаться от возможности сыграть подобного рода штуку. Но она не из тех, которые человек здравомыслящий доводит до конца.

- Меня этим не возьмешь, Макс, - сказал Лаберро. - Могучий инстинкт самосохранения есть непременное условие продолжения жизни. Любой моральный кодекс назовет безумцем человека, пожелавшего сделать то, что намерен сделать я. Ответьте мне на один вопрос, Макс. Жизнь, по-вашему, плоская шутка или есть в ней какое-то назначение, какая-то цель? Если жизнь всего лишь шутка, то важен ли ее конец? А если в ней есть назначение, то почему не рассматривать мои действия как часть этого назначения?

- Середины, значит, нет? - спросил Макс. - Вы меня удивляете, Мэтью. А что вы скажете о цели как результате прогресса?

- "Сила жизни" Шови? Аргумент атеиста, оправдывающий его дальнейшее существование. Вы меня удивляете, Макс.

- Но вы же не можете не принять это во внимание! И фамилия его была не Шови, а Шоу. Впрочем, мне понятны ваши заблуждения. Конечно, я не надеюсь, что мои слова хоть чем-нибудь помогут, но беда ваша в том, что вы становитесь все более надменным.

- Мы, читающие "Искатель", - ответил Лаберро, - сознаем свое превосходство над обычными людьми нашего времени. Но я, например, только недавно, когда в моем распоряжении оказался небольшой запас энергии, понял, насколько велико это превосходство. Вот тогда-то, занимаясь своими обычными служебными делами, я и подумал, как легко будет подвести черту под "Силой жизни" человечества, написав большими красными буквами "СТОП". Я начал присматриваться. Я не сводил глаз с телеэкрана, чего никогда не делал прежде. Да вот, полюбуйтесь сами.

Вездесущий телеэкран занимал большую часть стены слева от Лаберро и справа от Макса. Лаберро нажал одну из кнопок на своем столе, и экран ожил. Группа стройных девиц в шелковых, туго облегающих рейтузах и золотых туфельках, высоко задирая ноги, исполняла джигу под хриплый аккомпанемент мелодии весьма дурного пошиба. Камера, следуя за ними, подробно, слишком подробно, знакомила зрителя с телосложением каждой девицы.

- Филадельфия, - провозгласил Лаберро. - А теперь Голливуд.

Диктор объявил: "Приглашаем вас на "час культуры". Великое наследие прошлого. Прежде всего, по просьбе наших многочисленных зрителей, шедевр двадцатого века - "Голубая рапсодия" Гершвина".

Камера запорхала вокруг оркестра, особенно выделяя сладкозвучную группу смычковых инструментов.

- Лондон, - пояснил Лаберро.

Смутные фигуры метались и скользили в море тумана. А вокруг амфитеатром расположилась неистово орущая толпа. Комментатор хрипло выкрикивал: "Мяч у Рис-Уильямса! Он отдает его Джонсу. Прекрасный пас! Отличный пас! О-о-о - мяч утерян! По-моему, мяч утерян! Да, опять схватка! Какая великолепная игра!"

- Дели, - сказал Лаберро.

На этот раз телевикторина. Лаберро выключил телевизор.

- Выбор сделан наугад, - заметил он. - И все это во второй половине двадцать второго века! Ну-ка, скажите что-нибудь в его защиту! Я жду.

- Я и не собираюсь его защищать, - мягко возразил Макс. - Но вы-то, вы? Неужели все это вам настолько ненавистно, что вы оправдываете свое намерение стереть жизнь с лица земли?

- В оправдании, - ответил Лаберро, - нуждаются только слабые духом. У меня же нет сомнений. Я могу это сделать, а то, что я на это способен, уже само по себе есть оправдание.

- А как же дети? - спросил Макс. - И животные?

- Не пытайтесь взывать к чувствам. Сентиментальность - признак глупости. Дети становятся взрослыми. Животные тоже умирают, и подчас мучительно. Конец всегда одинаков независимо от того, наступает ли он мгновенно или ему предшествует длительная агония.

- Тогда вспомните о себе, - проговорил Макс. - Вы готовы к смерти?

- Каждый человек, каждое живое существо, - медленно ответил Лаберро, - умирая, уносит с собой целый мир. Но это мир субъективный. Я же унесу с собой мир объективный, миллиард миллиардов миров. Верите ли вы, что я действительно с нетерпением жду того мгновения, когда нажму вот эту самую кнопку?

И палец Лаберро чуть прикоснулся к маленькому зеленому кружку на пульте управления.

- Да, - ответил Макс, - верю. - Он помолчал. - И вы хотите, чтобы весь мир знал о том, что должно произойти? Для чего? Из чистого садизма?

- Нет, - мрачно возразил Лаберро. - Я хочу предупредить людей. Будет несправедливо, если их не предупредить.

Макс понимающе кивнул головой.

- Ваш телеэкран подключен к видеофону? - спросил он.

- Да, - ответил Лаберро. - А что?

- Соедините меня с кабинетом Сильвестро.