Предел прочности. Книга четвертая

«Открывай, мы пришли. Открывай? Открывай! Он нас звал? Звал!!! Мы пришли, открывай».

Помнится, тогда я не открыл, но Тварь все равно проникла в комнату и откусила несчастной Элеонор голову. Откусила и выпила, словно коктейль из трубочки, лишь тело дергалось в конвульсиях. Девушка умерла в каждой из двух реальностей и не понятно, в какой раньше. Врачи сказали, сердце у нее было слабое - «хороший» диагноз, а главное пространный, которым можно многое объяснить.

Мир клубящегося тумана и старинных вещей, заметно потрепанных временем: люстры, паркет, массивные канделябры по углам. Всюду, куда не брось взгляд, потемневшее от возраста дерево, да покрытый ржавчиной металл.

Это было тогда, а здесь и сейчас голый бетон под ногами. Местами крошащийся, местами покрытый темными пятнами и плесенью - вида мерзкого, с длинным ворсом, шевелящимся под порывами несуществующего ветра.

Плохое это место, опасное – все инстинкты об этом кричали. Нельзя здесь надолго задерживаться, поэтому заставляю себя подняться. Иду еле-еле, переставляя ватные конечности, которые уже даже и не ватные – чужие, словно отсидел или отлежал их.

Вспомнил провидицу Элеонор, которая жаловалась, что не чувствует собственного тела. Вот и со мною приключилось похожая история. Подошвы ботинок буквально шаркают по полу, а руки повисли безвольными плетьми.

Нечего, мы сможем, Петруха, выдюжим - оно ведь, бывало, и хуже, когда от боли рассудок мутился. И только подумал об этом, как споткнулся и упал на ровном месте, не дойдя пару шагов до первой ступеньки. Завалился плашмя, но даже толком удара не прочувствовал.

Лежу на животе, раскинув руки в стороны, и смотрю в серую пелену. Стена тумана клубится, дрожит живой биомассой. Всматриваюсь в постоянно меняющиеся очертания, и мнится мне, что вижу человеческие лица: смеющиеся, гневные, открывающие рты в беззвучном крике - калейдоскоп масок, бесконечно сменяющих друг друга.

Образ немолодой женщины, с гусиными лапками в уголках глаз, и ртом, искривленном в вечном недовольстве. Её лицо проявляется все чаще, демонстрируя настойчивость, пытаясь поймать мой взгляд. Тянется ко мне серым отростком, стелясь по полу, дергаясь и извиваясь, словно дождевой червь. Запрокинутая голова, растопыренные руки, изогнутая спина - бесформенный сгусток медленно но верно обретает черты человеческого тела.

Бездна… Прав был Ницше, когда предостерегал от игры в гляделки. Если долго в тебя вглядываться, ты не оставишь и шанса. Спешно закрываю глаза, и даже стараюсь не дышать, но уже поздно…

Легкий шлепок об пол, а за ним следует бессвязное бормотание:

- А я ему говорю – позвонишь, а он не звонит. И ведь обещал.

Шлеп-шлеп… шлеп-шлеп.

- Говорю ему, сам позвонишь, а он не звонит. И номер взял, а не звонит, - возбужденный голос тараторит безостановочно, повторяя одно и тоже раз за разом, с легкой горячностью, свойственной женщинам, что спешат поделиться накопившимися новостями с подругами.

- Позвонишь, а он не звонит.

И снова шлеп-шлеп. Слишком странные шаги для человеческого тела, излишне тяжелые, с заметной задержкой, словно существо долго решается, прежде чем опустить ступню.

Лежать здесь и ждать, когда оно уйдет? А если не уйдет, еще и наткнется на меня случайно. Голову откусит, как Марионетка той же Элеонор и поставят Воронову посмертный диагноз за слабостью сердца.

Нет, нельзя разлеживаться, дожидаясь неизвестно чего, потому как плохое это место, совсем плохое. Вперед нужно двигаться, вверх по ступенькам, благо лестница недалеко, каких-то пару шагов.

- А я ему говорю – позвонишь… и не звонит, хотя обещал – да, обещал, - лепечет голос, жадно делясь новостями.

Не оборачиваюсь и не смотрю в сторону говорливой женщины, раз за разом шлепающей босыми ступнями. Слишком уж жадно она цеплялась за взгляд, ловила его, словно угодивший в яму человек ловит конец веревки. Приподнимаюсь на локтях и начинаю ползти, оставляя позади сантиметры серого бетона. Не чувствуя боли в содранных ладонях, не чувствуя мелких цементных камушков под локтями, не чувствуя ничего.

А вот и первые ступеньки долгожданной лестницы, над которыми успело поработать время. Заметны участки крошащегося бетона, который ползет, отслаивается пластами, обнажая сетку арматуры.

- Позвонишь – а он не звонит, - продолжает лопотать женщина, пытаясь выговориться и донести для слушателей столь простую мысль. А мне что звонит, что не звонит – знай, продолжаю ползти. И если первые два марша дались с превеликим трудом, то к третьему уже приноровился, орудуя не только руками, но и ногами.

Шлепало далеко внизу и звуки голоса порою терялись, забывая отражаться эхом от клубящихся серых стен. С каждой пройденной ступенькой чувствовал себя все смелее и осмелел настолько, что таки решил подняться. Встал на трясущиеся ноги, и походкой пьяного эквилибриста продолжил путь.