Предел прочности. Книга четвертая

- Да почему же с моими! – перехожу на крик. Напарник начинает шипеть, прикладывая палец к губам – конспиратор хренов. С трудом сдерживая себя, перехожу на полушепот. – В командировке одновременно находилось тысяча человек и ты, между прочим, среди них.

- Тысяча, говоришь? Может подскажешь имена, фамилии, кто из тысячи выжил после кровавой бойни в полицейском участке, устроенной Палачом? Кто, а?! Кто шлялся хрен знает где больше недели? Есть ответы? А вот тебе самый главный вопрос, вишенкой на торте: сколько свидетелей преступления Палача осталось в живых?

- К чему клонишь?

- Я сопоставляю факты.

- Нет, Мо, клонишь, иначе не затеял бы весь этот разговор. Сообщником маньяка пытаешься меня сделать, а может я и есть тот самый Палач?

- Молодой, палку-то не перегибай: если бы я так думал, ты трупом бы валялся в местной канаве. Да и алиби у тебя железное: во время первого убийства был в «Доме», во время второго здесь, в Альдане. Нет, в другом дело… Есть какая-то странная закономерность, связь между тобой и убийцей. И так думаю не я один, иначе руководство не всучило бы заказ и не отправило тебя куда подальше.

- В надежде, что Палач отправится следом и начнет потрошить на новом месте, - улыбаюсь и вдруг уголки губ опускаются сами собой. Кровавая отбивная в спятившем лифте, болтающееся тело Моряка, застрявшего головой меж световых панелей. Нет, быть того не может… Это не подчерк убийцы: трупы никто не вскрывал и не обгладывал. Простое совпадение - тут явно поработали люди, а не Тварь из запределья.

- Про Золотую башню думаешь? - напарник словно мысли мои прочитал. С интуицией у Мо всегда был полный порядок, отшлифованной и ограненной годами службы. – Подумал и забудь, курсант, потому что не его рук дело. Этой мрази доставляет удовольствие убивать лично.

Мо вдруг замолк и уставился в темноту: на дальнем конце улочки показалась подгулявшая парочка. Мужчина обнимал спутницу, о чем-то горячо говорил, а та не переставала хихикать. Каблучки гулко цокали по булыжной мостовой, эхом отражаясь от стен домов.

До чего же салон неудобный… Я почувствовал боль в коленке, упершейся в бардачок. Заныла напряженная спина, неприятно отдало в шею. Да уж, это не привычный корнэт, где дремать одно удовольствие, а уж сладко потянуться, сама Вселенная велела. Сидим здесь, скрываемся от всех подряд, словно парочка влюбленных школьников. Мо совсем рехнулся со своей конспирацией. Я все понимаю – опыт, мастерство, которые не утопишь на дне бутылки, но даже самый хороший детектив способен допиться до чертиков, до состояния маразма. Может у него того, белая горячка наступила? Принюхиваюсь, но кроме едкого запаха пота никаких других ароматов не чувствую. Если Мо и бухал, то явно не сегодня.

- Пришла пора рассказать.

- Что? – не понял я.

- Все, что может оказаться полезным, от «а» до «зэта». Нюхом чую, курсант, что-то ты скрываешь и это что-то мне нужно позарез знать.

- Я давал подписку о неразглашении.

- Поэтому не давлю, оставляя выбор за тобой. Все расклады выложил, дальше сам думай.

А чего здесь думать? На Организацию никакой надежды нет – это механизм бездушный, мыслящий масштабами, где отдельные человеческие жизни ценятся не больше пешек на шахматной доске. Рассказал я Валицкой о сущностях из запределья и чем все в итоге закончилось? Диагноз поставили и таблеточки прописали, мол не волнуйтесь, пациент, у вас небольшое отклонение, в пределах нормы. Только нихрена это не галлюциногенный синдром, и даже не парамнез. После Золотой башни понял это отчетливо, и в наличии марионетки больше не сомневался, потому как не спишешь на глюк и выверты мозга то, что имеет материальное воплощение - записи переговоров по рации, которые были сделанные в тот злополучный день, и которые хранятся у Майера в сейфе. На них можно отчетливо разобрать слова: «лифт номер шесть не работает». Слова, сказанные лично мною и ни кем другим, а значит ничего не придумал, не сочинил на следующее утро, дополнив картину прошлого воспаленным сознанием.

- То, что расскажу… в это трудно поверить.

- А ты попробуй, курсант.

Ну я и попробовал. Рассказал о Марионетке, останавливающей время в момент опасности, о Палаче, который вселяется в чужие тела и деформирует их до неузнаваемости, о родном брате, который возглавляет секту, и который вроде как тоже заражен, или инфицирован, или хрен пойми что.

Мо долго молчал, и что было уж совсем непривычно, не делал попытки сквернословить. Только толстые пальцы-сардельки тарабанили по оплетке руля.

- И? – не выдержав, спрашиваю у напарника.

- Переварить надо.

- Диагноз поставить?

Мо хмыкает, поворачивает лицо в мою сторону. Отчетливо вижу лоснящийся нос-картошку, капельки пота на втором подбородке.