Предел прочности. Книга первая.

- Обувка на войне первое дело. У Витьки моего ботинки прямо на глазах сгорают, почитай кажный год новую пару покупаем. Это в мирное время, а мне исчо до Берлина скока топать было, - потом замолкал на полуслове и добавлял, глядя на деревянную ногу, - не дошел ведь, вон оно как вышло.

И вот как такому деду рассказывать о доли сивухе в самогоне? Нет уж, увольте, пусть кто-нибудь другой учит старшее поколение жизни.

Дорога обратно прошла на удивление легко: то ли дующий в спину ветер был подмогой, то ли алкоголь тому поспособствовал, вначале разогрев нас, а под конец и вовсе развязав языки. Особенно разоткровенничался Герберт, припоминая дневное происшествие.

- Боюсь я ее порою. Милое создание, мошки на окне не обидит, но стоит перейти черту, нанести ей обиду, как злой дух просыпается внутри. И ведь говорит такие вещи, слышать которые обиднее всего. Словно в душу тебе заглядывает.

Странно, но на языке космо не было понятия «душа». Его заменяли такие слова, как кишки или внутренности, из-за чего дословный перевод на русский звучал отчетом патологоанатома.

- И виной всему Петр Воронов, - произнес я тоном занудного профессора.

- А кто же еще? Обидел девушку, теперь пожинай плоды.

- Так Лиана не мне мстит, а Ловинс. Она-то здесь причем?

Авосян резко остановился, так что я едва не уткнулся в его широкую спину.

- Ты или дурак, или прикидываешься, - повернул он ко мне запорошенное снегом лицо. – Объяснять тебе элементарные вещи не собираюсь, для основ женской психологии у нас вон, Валицкая есть. Меня другое волнует, малышку теперь не остановить. Пока кубок мести до дна не заставит испить, не успокоится.

- Может мне поговорить с ней?

- Не вздумай даже, - великан насупил мохнатые брови. – Это тебе не с МакСтоуном языками чесать, тут деликатность нужна и тонкость, которой у тебя нету. Даже Ли не рискует встревать, хотя на что баба умная… Может потому и не вмешивается. Будем надеяться, что Анастасия Львовна успокоит малышку, - великан задрал голову и посмотрел в серую хмарь неба. – Еще и день сегодня хреновый.

Авосян, как в воду глядел. На подходе к казарме мы услышали подозрительный шум. Входная дверь была нараспашку, запуская стылый воздух внутрь помещения. Из коридора доносился звук падающих предметов, спор явно проходил на повышенных тонах.

- Нас спалили. Слышишь, кричат? - выдал великан свои опасения. Последние пять минут он только и говорил, как огребет за очередное потребление горячительного.

- Быть того не может, - я взялся за ручку приоткрытой двери и почувствовал, как она опускается вниз помимо воли. Рука ощутила толчок, а металлический лист начал стремительно приближаться к глазам. Мне бы отойти в сторону или плечо подставить, дабы не получить дверью по лбу. Но нет, я не нашел ничего лучшего, как отпрыгнуть назад. Вернее, попытаться это сделать, поскольку поехала толчковая нога, да и сам прыжок, признаться, вышел неважным. Тело взмыло в воздух и мягко приземлилось в ближайшем сугробе.

В снегу было на редкость тепло и уютно. Над головой мерцали точки первых звезд, проступивших на фоне быстро темнеющего неба. «Надо же, снег закончился», - пришла в хмельную голову несвоевременная мысль.

- Выметайся на свежий воздух, мы устали от твоей истерики, - из распахнутой двери показалась Джанет Ли. Она вышла наружу и грациозно замерла на крыльце, уперев руки в боки.

- И не подумаю, - был ответом глухой голос Вейзера из коридора. - Пусть убирается эта шлюха с милым Валентино, пока я обоих не порешил.

Тут старшая по группе заметила возвышающуюся за спиной фигуру великана и подозрительно повела носом. Почуяв неладное, Авосян невольно вытянулся и насупил брови, пытаясь придать лицу серьезности. Куда там, довольная физиономия проступала сквозь любую маску.

- Опять тепленький, - с каким-то глухим отчаяньем в голосе произнесла Джанет, - удивительно, что не в одних трусах. Дурдом, а не академия. И этот туда же, - взгляд старшей по группе нашел мое распростертое тело. – Воронов, хватит валятся в снегу и притворятся поленом, я тебя все равно вижу. Руки в ноги, и бегом в казарму, что бы даже запаха вашего на крыльце не было через минуту. Честное слово, не до вас сейчас.

- Благодетельница вы наша, - довольный тем, что гроза миновала, Авосян подошел ко мне и одним рывком привел в вертикальное положение. – Всегда и всем говорю, если бы не милая Джанет, нахлебались бы горя досыта. Словно дети неразумные шкодим, хулиганим напропалую, а она присматривает за нами, родительница наша, не дает большой беде случиться. И ведь добра оного не ценим, продолжаем куролесить днями напролет. А все от чего происходит, от глупости нашей, от энергии неуемной.

Звучала речь несколько странно, так что встроенный в сознание космо пару раз выдавал непереводимый бред. В подвыпившем Герберте проснулся потомственный аристократ, язык которого отличался несколько большими изысками и заворотами. Интересно, а в быту они столь же велеречивы или начинают петь павлинами, только когда припекает?