Выпить нам не дали. В углу звякнула посуда и следом посыпался град из мелких столовых приборов, лязганьем наполнивших пустующую залу. У барной стойки замер растерявшийся толстяк. И почему я не удивлен. В голове возникло стойкое ощущение дежавю.
Помимо нашей троицы на выходные в казарме остался Соми Энджи. И конечно же пухляш под вечер решил заняться своим любимым делом, о чем свидетельствовала горка бутербродов на широком подносе. Парня даже не остановила опасность столкнуться нос к носу с подвыпившим МакСтоуном, который на трезвую-то голову едва сдерживался, чтобы не навалять толстому засранцу. А здесь такие возможности.
Я посмотрел на приятеля и заметил, как заострились черты его лица. Один в один хищник, замерший перед броском. Надо было срочно спасать ситуацию.
- Соми, пошли выпьем. Традиции моего мира обязывают в канун Нового Года зарывать топор войны и совместно осушать кубки мира до дна.
- До дна, - Авосян принял мои слова за тост и в одно мгновенье осушил крошечную рюмочку. Может бокал предложить великану, что ему этими наперстками баловаться, сплошное расстройство.
МакСтоун с явным неодобрением уставился в мою сторону, а Энджи заблеял в углу:
- Я не пью… мне нельзя.
- Здоровье не позволяет? - пробасил Авосян.
- Нет, просто…
- Так ежели здоровье крепкое, чего тогда людей в заблуждение вводишь. Нельзя ему… Вот дяде моему нельзя, печень у него больная и то иногда пригубит, для вкуса больше. А ты традиции нарушаешь, правильно я говорю?
МакСтоун промолчал, а я подтвердил, что традиции нарушать нельзя и выпить следует, хотя бы рюмочку.
- Ну если только рюмочку, - запунцевел толстяк, словно девица, готовая отдаться.
Выпил Энджи куда больше рюмочки, то ли «Северное сияние» пришлось по вкусу, то ли смутился сверх всякой меры. Первые два тоста толстяк упорно молчал и с опаской косился на Тома. Том же косился в ответ, но надо отдать должное парню, агрессии не проявлял. А когда толстяк решился и подвинул на центр свою главную ценность – поднос с бутербродами, лед отчуждения покрылся первыми трещинами.
- Вы такие хорошие, - кричал он спустя час, стоя на занесенной снегом крыше. При этом столь обильно брызгал слюной, что я перестал вытираться. – Вы отличные ребята, я в вас ошибался.
- Ты зубы нам не заговаривай, толстый, - напомнил МакСтоун. - Прыгай давай, теперь твоя очередь.
- Давай, давай, - завел басом Авосян.
- Давай, давай, - поддержал я следом.
Глупо улыбающийся Энджи кивнул и понесся вперед груженой фурой, медленно набирая ход. Добежав до самого края, толстяк растопырил руки и звездочкой ухнул вниз. В пьяном сознании зашевелились неприятные подозрения. И не важно, что высотой казарма с одноэтажное здание, а внизу снега намело сверх меры, так что Авосяну по горло будет. С такой-то массой любое падение плашмя может закончиться серьезными травмами.
Не один я так подумал. Мы одновременно подбежали к краю крыши и с наихудшими опасениями заглянули вниз. Довольный толстяк повизгивал и похрюкивал от удовольствия, барахтаясь в глубоком сугробе.
- Тоже мне, прыжок бегемота. А теперь смотрите, как надо, - сообщил нам МакСтоун, примериваясь к месту для разбега.
- Подожди, - Авосян жестом фокусника извлек из-под полы бутылку странного серебристого цвета. – Надобно согреться.
- А где «Северное сияние», - не понял я.
- Выпили.
- Как выпили. Было же три бутылки, - я с трудом сфокусировал взгляд и обнаружил себя стоящим в полутемном коридоре. Прямо напротив, улюлюкая и завывая, бегал Соми, размахивая кухонным топориком над головой. Тело его, обнаженное по пояс, было неумело разукрашено всеми цветами радуги.
- Справа дикари, атакуют! Сплотить ряды, - заорал МакСтоун, высовывая всклокоченную голову из-за барной стойки. В руках его был пистолет. Слава вселенной, не боевой. Понял я это только когда один из выпущенных шариков угодил в массивный живот толстяка. Должно быть больно, даже очень. Но Соми лишь свирепо расхохотался, и в приступе безудержного веселья затряс руками над головой, от чего жировая прослойка на теле заходила ходуном. Выглядело это по-настоящему угрожающе. Пробрало не только меня, но и Тома, огласившего помещение диким криком:
- Кавалерия, где поддержка кавалерии.
В ответ на призывы о помощи Соми размахнулся и запустил топорик прямо в сторону МакСтоуна. Холодная сталь мелькнула в воздухе и спустя мгновение мелко задрожала, впившись в край столешницы.
- Что ж… мать… такое, - попытался я донести Авосяну свою мысль об опасности всего происходящего. Великан был в своих знаменитых алых трусах и нелепой повязке на голове. Кажется, это был женский поясок, по крайней мере золотистая пряжка была мне смутно знакома.
- Не могу с тобою спорить, - пробасил Авосян, внимательно выслушав мои тревоги и чаяния. После чего жестом фокусника извлек из воздуха бутылку синего цвета.
- Куда же, была сереб… нету, - изумился я ловкости его рук.