Хорхе покачал головой:
- Ты не знаешь, о чем говоришь, к этому нельзя быть готовым. Впрочем, выбор за тобой, настаивать не буду. Предложение о заочной форме обучения действует бессрочно, поэтому если передумаешь, только скажи. Теперь перейдем к следующему вопросу.
- А что, еще не все?
- МакСтоун лишен всех званий и достижений, - Хорхе открыл папку и достал несколько листов белой бумаги, – на время разбирательства он выведен из состава группы.
- Что, даже кубок забрали? - вновь попытался улыбнуться я, но только щеку дернул.
- Будем честными, награда никогда ему не принадлежала. Широкий жест с дарением имел символическое значение только для вас двоих, а по официальным источникам кубок всегда был твоим. Для него другое страшно: фамилию МакСтоун навсегда вычеркнули из командного списка победителей.
- Том будет взбешен.
- Я бы на его месте о другом волновался, - Хорхе наконец отыскал нужную бумагу и счел нужным пояснить: - у меня в руках официальная жалоба на неправомочные действия курсанта МакСтоуна. Тут и тяжелые телесные, и угроза для жизни, и группой лиц по предварительному сговору – целый набор статей, способных утянуть на дно даже самого знатного аристократа.
- Если я подпишу, его выкинут из академии?
- Выкинут и посадят лет на десять при хорошем поведении, - Хорхе замолчал и с подозрением уставился на меня. – О нет, только не говори это.
- А что будет, если я не подпишу?
- Ты будешь настоящим придурком. Черепушку еще можно склеить, но идиотизм не лечиться.
Два месяца я отсутствовал в родной казарме и за это время успело многое измениться. Например, на улицу пришла настоящая весна, с непременными ручейками и робкой зеленью трав. А еще мои родители попали в аварию и разбили машину, благо, кроме транспортного средства никто не пострадал. Хорхе умолчал о происшествии, следуя завету врачей: не тревожить больного. Только перед самой выпиской робко протянул мне протокол с кратким описанием происшествия.
На выезде из города, прямо возле стелы в честь Первомая, в белую шестерку въехала подержанная иномарка японского производства. Водитель Тойоты свою вину признал и даже полностью оплатил ремонт, накинув сверху за душевные волнения. Только вот любимая ласточка отца на месяц отправилась в ближайший автосервис, а я остался без домашних пирожков. Разумеется, мать такое происшествие не остановило, и она уже грозилась приехать на электричке в следующие выходные. Ну и пускай, к тому времени я точно успею восстановиться, а службе безопасности не придется решать вопросы с прикрытием столь радикальными способами.
- Легкая хромота у вас исчезнет через две недели, а вот со следами от шрамов на голове придется повременить, - сделал заключение доктор Мартинсон, осматривая мой короткостриженый затылок. – Волосы здесь не растут и это слишком заметно. Придется делать пластику.
Был бы на его месте док Луи, обязательно сказал что-то вроде: «да-с, молодой человек, такими темпами до свадьбы вы не дотянете». Но доктор Мартинсон не любил разглагольствовать на отвлеченные темы, а добродушный Луи отказался лечить насильника. Я видел его несколько раз в коридоре лечебницы, один раз даже столкнулся лоб в лоб, но старик притворился, что налетел на пустое место. Только собрал новые складки на и без того морщинистом лице и засеменил в одном ему ведомом направлении.
- Как так-то, есть же экспертиза? - спросил я тогда Хорхе.
- Для стопроцентной уверенности необходим осмотр девушки.
Такое признание ударило меня обухом по голове.
- Эй, парень, я верю в твою невиновность, как и многие другие.
А толку-то, между верой и знаниями лежит огромная пропасть. И пока существует хотя бы один процент сомнения, я не смогу чувствовать себя оправданным. На этой почве в голове развились бзики, отчего начал присматриваться к каждой медсестре, пытаясь прочитать в глазах приговор. Куда там, сплошное безразличие.
Однажды не выдержал и спросил доктора Мартинсона:
- Каково это, лечить насильника?
- Вы мой пациент и мне платят деньги за лечение, а не за отвлеченные мысли по поводу и без, - доктор был лаконичен, как всегда. Выдав таблетки и трость, посоветовал на прощанье: - рекомендую обратится к психологу.
«Обойдусь как-нибудь без мозгоправов», - мысленно ответил я ему и поблагодарив, отправился в сторону казармы.
После вынужденного заточения в больничной палате, на улице было особенно хорошо. Наполненный запахом весны воздух приятно обжигал легкие и слегка кружил голову, за последние месяцы привыкшую исключительно к запахам лекарств. Ветерок приятно ласкал бритую макушку, иногда холодил и пытался забраться за шиворот, заставляя съежится и плотнее закутаться в форменное пальто. Снег сошел, но дыхание зимы еще чувствовалось, пускай и в столь кратких порывах. Ничего, еще неделька другая и весна окончательно приберет власть к рукам, растопив почерневшие сугробы в самых потаенных уголках леса.