Предел прочности. Книга третья.

- Мария Луиза, любезная вы наша, - Мозес расплылся в угодливой улыбке, - все столь же юны и прекрасны, благоухаете, словно дивная чайная роза.

- К великому сожалению не могу сказать того же о вас, - отвечает напыщенная дама.

И правда, от Мо воняло, словно от вспотевшего скунса. Он и пиджак снял для пущей убедительности, демонстрируя всем желающим мокрые подмышки и пятна на спине.

Дама напротив - Мария Луиза, она же Малу, она же напарница Рандольфа Мэдфорда младшего, по совместительству приближенная клана Ольховских. Даже не знаю, что из последнего хуже.

Памятуя о нашей последней встречи, старательно отвожу взгляд в сторону - не хватало очередного обвинения в домогательствах.

- Надеюсь, вас заселят в другом крыле, - долетает до ушей грубоватый мужской тембр. Раньше думал, что за насмешка судьбы – подарить миловидной женщине столь отвратный голос. А сейчас понял: судьба не ошибается. Еще бы Валицкой вместо розового кончика языка змеиный раздвоенный и был бы полный порядок.

- Воронов, снова ты… Мы слишком часто видимся в последнее время, - а вот и Рандольф Мэдфорд пожаловал собственной персоной, подтянутый, чисто выбритый, как всегда. Мы на их фоне смотримся неважно, особенно Мо, который ладно что потеет, еще и спину принялся чесать, вытащив рубашку из штанов. Кажется, Малу сейчас хватит удар! Это ей еще повезло, что он не задрал штанину и не приспустил носок – в жару лодыжки у Мозеса зудят особенно.

- В городе пять гостиниц, принадлежащих Организации, и какова вероятность, что нас заселят в одну, - продолжал сокрушаться Мэдфорд младший.

- Двадцать, - отвечаю ему.

- Что двадцать?

- Вероятность двадцать процентов, одна пятая.

Был бы здесь Саня Нагуров, за сердце схватился от такой арифметики. «Необходимо учитывать массу факторов», - сказал бы он и принялся загибать пальцы, - «общий объем номерного фонда, соотношение занятых и свободных номеров, цели и сроки командировки». И так далее и тому подобное. Но Сани здесь не было, а Рандольф был способен, разве что пренебрежительно кривиться и язвить, чем, собственно, и занимался.

- Вы поаккуратнее давайте: чаще пользуйтесь освежителем, канализацию не забивайте, - благородный нос сморщился, словно были мы не в покрытом мрамором холле, а отхожем месте, - нам здесь целую неделю сосуществовать.

- У некоторых говна изо рта выходит куда больше, чем из задницы.

- А ты, Воронов, все такой же… прямолинейный, - Мэдфорд поджимает губы в привычной аристократической манере. – Не удивительно, что сошлись с Димитрием. Шутки про говно объединяют, особенно с Леженцом.

Это он что сейчас, ревнует? К тому, что общаюсь с его друзьями? Кто ж виноват, что мы работаем в соседних кабинетах, и что спортсмена я вижу чаще, чем в бытность курсантом академии. Только тогда он воспринимал меня исключительно обезьянкой из дикого отсталого мира, а в отделении разглядел коллегу по цеху. И оказался не таким уж и дубовым, спортсмен наш. С ним всегда найдется повод перекинуться парой слов в коридоре, есть что обсудить за стаканчиком кофе, ежась на крыльце от промозглого осеннего ветра. Он и на обеде все чаще подсаживался за наш с Гербом столик, и мы уже привычно двигали подносы, едва завидев жизнерадостного Леженца на горизонте. Такова жизнь, никто ни у кого друзей не увидел. Да и не друзья мы, коллеги по работе, однако у Мэдфорда был другой взгляд на вещи.

- У тебя все? – интересуюсь у ревнивого аристократа. Жду очередной шпильки в свой адрес, и Рандольф не обманывает мои ожидания. Предсказуемым стал, что дубовый шарик, который катится по прямому желобу.

- Жаль, что шляпа в огне сгорела, она тебе так шла.

Мне и самому было жалко фетровую шляпу детектива, по одному лишь недоразумению принимаемую за клоунский убор. Видел я эти колпаки, что одевают веселящие публику артисты цирка. Некоторое сходство, конечно, имеется, но если получше присмотреться, то становится видно: что и края полей загнуты сильнее и тулья не имеет ямочки, а порою вовсе выгнута вверх, как у котелка.

- Подари, в чем же дело?

Не такого ответа от меня ждал Мэдфорд, но марку держит, ничем не выдавая растерянности, в пожарном порядке подыскивает остроумный ответ. Таким я его и оставляю, напряженным и задумчивым. Тем более что Мо успел закончить сомнительный обмен любезностями с Малу и теперь позвякивал ключами на весь холл.

- Держи, твои, – протянул он мне вторую связку. Вселенная, неужели у нас будут отдельные номера? Наконец-то, дождался!

- И это, курсант, сильно не расслабляйся, я за стенкой буду.

К вечеру я таки расслабился по полной: принял душ и буквально растекся по белоснежной простыне. А все потому, что Мо на соседней койке и Мо в соседнем номере – две большие разницы. Никто тебе не пердит под нос, не кряхтит, не ходит каждые полчаса в туалет и не жалуются на простату размером с кулак. Одним словом - благодатная тишина, сдобренная качественной звукоизоляцией.

Но к вечеру Мо сам обо мне вспомнил, вытащил на ужин, где и дал первые вводные: