— А на кой этой бестолочи имя? — Даэрос все еще держал Нэрниса за шею. Не столько из вредности, сколько опасаясь выяснения отношений здесь же. Достаточно будет этой портовой крысе просто увидеть его зеленые глаза…
— Положено! — сборщик не чаял отделаться от этого неприятного типа.
— Нар! А ну, скажи, как тебя зовут!
— Без надобности, если он Ваш работник. Так, три медных и половина!
— А меньше никак? За этого, что, тоже платить? — Даэрос уперся и собрался торговаться.
— Здесь не базар! Сказано три с половиной, значит три с половиной! Или ночуйте на улице!
— Ну, раз так, то так… Незачем так-то! — Даэрос задвинул Нэрниса за спину, полез за ворот своей рубахи, постонал, покряхтел, покопался ближе к подмышке и выудил из «закромов» четыре медных монеты. — Сдачу, уж будьте любезны!
Попробуй, не дай такому полмедяка. А далеко не каждый нищий в Малерне позарится на «лепесток». Эта медяшка в форме капли и весом, на самом деле, в четверть монеты обычно принималась дюжинами. А в государственные цены Торговой Империи включалась, как одно из средств собрать излишки в казне. Мало кто брал сдачу четвертушкой с «половины». Потому и на руках их почти ни у кого не было. Государство делало вид, что его жители — дураки. Жители делали вид, что сами в это верят. Связываться — себе дороже. Нужно было быть последним гоблином, чтобы требовать с бедного сборщика такую малость. Задвинутый обратно за спину Нэрнис, даже перестал злиться и недоумевал, зачем Даэросу это совершенно позорное выступление. Пелли стояла прямая как скала, сверкала золотым «кулоном» и краснела. Ей было мучительно стыдно находиться рядом с таким сквалыгой. «Повезло, что у меня не было такого дяди!» Даже старая Бриск не казалась теперь такой мерзкой. Нет, мерзавка, конечно, но хоть с размахом.
А сборщик не мог найти ни одного «лепестка». Ни в мешке с мелочью (да что искать, там их и не было), ни в своих карманах (тем боле).
— Разменных нет! — Сборщик схватил дощечку, тиснул на неё три красные и одну синюю печати и сунул Даэросу в заранее протянутую руку. «Сорэад» так и стоял все это время, с протянутой рукой, ожидая медяк. Нэрниса в который раз за день начинало подташнивать. Но не от вина и не от голода. Пелли пошла пятнами, а на глазах выступили слезы. Сборщик поглядел на приятную (работящую, почти замужнюю) девицу, которая буквально сгорала от стыда, но смотрела вперед гордо и не гнула спину. И… пожалел её! Он не был бескорыстно щедр, потому что знал — этот пустяк будет с лихвой перекрыт из денег других пассажиров «Грозы Морей», а они уже были на подходе. И, пусть со вздохом, но портовый сборщик проявил Щедрость. В руку Даэроса, который не намерен был уступать «лепесток», лег полновесный медяк.
— Благодарствуйте, премного! А не подскажете ли какой достойный трактир с комнатами? Чтобы недорого?
Нет, ну, нет придела человеческой наглости! Сборщик позеленел. Он и так сегодня совершил поступок, несвойственный взимающим и карающим, а этот…
— В «Три Бочки»! Идите в «Три Бочки»! Следующий! — И послал бы и дальше и куда подороже, но даже сборщикам бывает невыносимо противно.
Отряд снова удалялся в переулки Малерны в установленном порядке. Впереди шел Даэрос, за ним на шаг сзади, привязанная к мечу Пелли, и следом плелся понурый Нэрнис с кофром. Его жег стыд и возмущение, и он многое бы дал, чтобы схватить Даэроса за ворот, прижать к стенке и спросить «Какого Темного!?». Вот именно, темного… Пелли поравнялась с ним и спросила:
— Больно? Он тебя очень больно ударил?
— Противно! Мне противно!
Даэрос обернулся и прорычал:
— Не отставать. Фирна, ты не должна разговаривать с работником! Не порть маскировку! Надо так было! Надо! Мне надо было, чтобы из порта нас послали на самый дорогой для нашего сословия двор! Понял? Пелли, не шмыгай носом. Мне тоже Нэрьо жалко — он перешел на шепот. — Я ему сам синяк вылечу. Но нас должны были запомнить, понимаешь? Гадко же получилось? Вот, видишь! В порту гадостей случается много. А это была — редкая гадость.
— Все равно! — Нэрнис не отступал — Мне тошно!
— Терпи, нам на окраину надо. Обязательно надо успеть до заката. И не удивляйся — сплетни нас обгонят! Таких «гостей» в самый последний притон не пустят.
Из «Трех Бочек» Даэрос выскочил как ошпаренный, плюясь и ругаясь.
— Ну, приветили! Ну, мерзавцы! Да чтоб я за эту конуру десять медных платил! Да не бывать! Шевелись! Ты, олух, что ты плетешься! А ты, разорение мое? Это из-за тебя мы тут торчим! Платье ей из города! Платье! На один раз надеть то платье! Ты мне тут еще сопли по лицу помажь! А ну, шевелитесь оба!
Даэрос пёр по улице как гномья вагонетка. Прохожие и встречные прятали усмешки: «Что, деревня, не по зубам тебе Малерна?». Кварталы становили беднее, но многолюднее, а улицы — уже. Чтобы Нэрниса и Пелли не оттерли в толпе, Даэрос прихватил «племянницу» под руку, а «работника» тащил за рукав на буксире. Но зато между воплями и руганью, можно было пояснять спутникам, куда и зачем они идут. И почему — такими зигзагами. Да и просто поговорить…
— Пелли, ты в других городах бывала?