Читаем Предельное ускорение (СИ) полностью

Судя по всему, именно это Ран и задумал, преспокойно затянув узел так, что тот пощекотал внутреннюю поверхность бедра. Новые безупречные и ровные витки добрались до колена, пометив узелком кожу на сгибе, опутали голень, окольцевали лодыжку и отправились обратно вверх, чтобы перейти на правую ногу. Там первый узелок прижался к коже чуть выше колена, а последний оказался на лодыжке, с внутренней стороны. Причём Рану как раз хватило длины верёвки, чтобы закончить. Он выпрямился, отступил на пару шагов и внимательно осмотрел свою работу.

— Можешь повернуться.

Джин так и поступил. Он ошеломлённо уставился в зеркало на собственное отражение. Голова, кисти и ступни — только они казались обнажёнными и беззащитными, остальное же тело покрывал верёвочный узор, походивший на изысканное фантастическое одеяние. Более того, это в самом деле был именно узор, а не хаос из витков и узлов. Глядя на себя в зеркало, Джин испытывал такое ощущение, словно вокруг него обвился верёвочный дракон, мягко сжимавший в лапе напряжённую плоть между бедёр.

Ран подошёл к нему, обнял со спины и провёл по груди ладонью, тронул пальцами центральный узел на солнечном сплетении и легонько потянул. Задохнувшись, Джин откинул голову ему на плечо и тихо застонал, потому что плетение как будто ожило и крепче сжало всё тело разом, захлестнув острым восторгом. Все узелки одновременно чуть сдвинулись, породив волны наслаждения, смешавшегося с щекоткой, приятной ненавязчивой болью, сладким трением и почти невесомой лаской.

Ран неохотно отпустил центральный узел, позволив Джину перевести дух и немного взять себя в руки.

— Теперь можешь одеться, — пробормотал он негромко.

— Что?! — ошарашенно вопросил Джин, совершенно не готовый к такому повороту.

— Не волнуйся, верёвку под одеждой никто не заметит.

— Но… мне носить это на себе, что ли?

— Именно.

— А снять можно?

— Если не выдержишь… Можно. Но я бы предпочёл снять её с тебя сам. Послезавтра. Полагаю, это стало бы для тебя хорошей наградой за выдержку. Но если не справишься, можешь снять сам. Снять так, как получится. — Ран тихим смешком пощекотал ухо Джина и кончиком пальца тронул напряжённый сосок, чуть сдвинув верёвочный узел. Джин прикрыл глаза и с трудом сделал вдох.

— А ты снимешь… — Голос не подчинялся и пропадал. — Ты снимешь верёвку каким-то особенным способом?

— Ты в этом сомневаешься? — Горячие губы уже открыто прикасались к уху Джина и почти что целовали его.

— Н-нет… Но почему только послезавтра? — Он медленно повернул немного голову, словно желая продлить ласку до бесконечности, и удовлетворённо сомкнул веки, почувствовав, как Ран слегка сжал зубами край его уха.

— Потому что терпение — это добродетель. И я хочу убедиться в том, что ты понимаешь, в какие игрушки хочешь поиграть. И хочу, чтобы ты сам убедился в том, что идёшь на это по доброй воле. — Жаркий шёпот вспышками пламени отзывался в голове Джина. — Я всегда буду стремиться к победе — это неизменно. Для тебя же всё заключается в доверии и желании противостоять мне. Я не брал себе постоянных партнёров, если ты понимаешь, о чём я. Но ты ведь этого хочешь?

— Я думал, что всё испортил, и у нас есть только неделя, — с трудом признался в собственных ожиданиях Джин.

— Иногда глупость наказуема. Но не всегда. У тебя есть время, чтобы подумать и понять, чего ты хочешь. Это не будет легко… — Ран вновь легонько потянул за центральный узел, заставив Джина задохнуться от удовольствия и потеряться в собственных ощущениях, и так же внезапно узел отпустил, разрешив вернуться в реальность. — Зато это позволит тебе отчётливо взглянуть на вопрос и принять решение взвешенно. Послезавтра в полночь ты либо придёшь ко мне таким, как сейчас, либо придёшь другим. Это и будет твой ответ. Или всё, или ничего, Джин, иных вариантов не существует.

— Как мило. Тогда у меня тоже есть условие.

— Надо же… — Ран притянул его к себе плотнее и провёл по шее губами. — Какое?

— Если я выдержу и приду послезавтра в этих чёртовых верёвках… Кстати, а как мне душ принимать?

— Никак… — пробормотал куда-то в затылок Джину Ран. — Верёвка не синтетическая, лучше воздержаться. Это же не на неделю.

— Ладно… Так вот, если я выдержу и приду в этих верёвках… Тогда… Ты тогда больше не появишься в клубе. И больше ни с кем другим…

— Такой ревнивый? — развеселился Ран, обхватив Джина руками за пояс.

— Я серьёзно, вообще-то.

— Угу… Будет зависеть от тебя.

— От меня?

— Именно. От того, что ты готов будешь мне дать. И хватит ли мне этого.

Ран резко развернул Джина лицом к себе и всмотрелся в его глаза. Быть может, даже прочитал в глазах ответ, который Джин сам не успел осознать.

— Хорошо, теперь уходи, — тихо велел Ран и отпустил его. — Думать тебе лучше в одиночестве, а не рядом со мной.

— Предельное ускорение…

— Что?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство