Пределы осуществления и защиты исключительного права патентообладателя

– нерациональные действия правообладателей, выражающиеся в закрытии доступа к инновационным разработкам для всех иных субъектов, из-за отсутствия собственной заинтересованности в их коммерциализации и при условии, если такие действия причиняют существенный вред общественным интересам в инновационном развитии, конкуренции.

Определение общего типа правореализационных практик, противоречащих институциональному назначению исключительного права, не является достаточным для установления пределов осуществления и защиты исключительных прав. На следующем этапе исследования необходимо определить, какие конкретно действия правообладателя способны привести к нарушению ценностно-функциональных основ системы исключительных прав, и с учетом их специфики сконструировать эффективные правовые средства пресечения ненадлежащих форм осуществления исключительного права.

§ 1.3. Содержание и формы реализации исключительного права

«Точкой опоры» для большинства отечественных исследований исключительных прав в субъективном смысле служит ст. 1229 ГК РФ. Ее толкованием, критикой во многих случаях и ограничивается рассмотрение проблемы сущности исключительного права[97]. Отдавая дань традиции, заметим, что в соответствии со ст. 1229 ГК РФ исключительное право представлено триадой правомочий: 1) использовать ОИС по своему усмотрению; 2) распоряжаться исключительным правом на ОИС, если законом не предусмотрено иное; 3) по своему усмотрению разрешать или запрещать другим лицам использовать ОИС.

Подобная формулировка нормы создает благоприятную почву для ведения не выходящих за пределы позитивистского подхода споров относительно сущности исключительного права. Ключевым является вопрос, какие правомочия – позитивные (использовать, распоряжаться) или негативные (запрещать иным лицам) – являются «ведущими», конституирующими содержание исключительного права, а какие – второстепенными.

Так, М. Лабзиным в статье, название которой «Право запрещать как юридическое содержание исключительного права» говорит само за себя, констатируется: «именно воздержание третьих лиц от использования объекта составляет ценность исключительного права. Законодательство должно обеспечить именно такое воздержание, а вовсе не возможность правообладателя использовать объект самому»[98].

Схожая мысль высказывается и Е. Дедковым[99]. По мнению И.А. Близнеца, необходимо разграничивать исключительное право, определяемое негативным образом как «ограждение собственника от действий других лиц, которые пытаются использовать результаты его интеллектуальной деятельности», и право интеллектуальной собственности, тесно связанное «с конституционным правом граждан на доступ к культурным ценностям, на пользование достижениями культуры, науки и техники»[100].

Напротив, по мнению Р.А. Мерзликиной, исключительное право состоит из правомочия использования ОИС[101]. Как ею отмечается, «правомочие распоряжения нехарактерно для всех ОИС… Что же касается «запрета», то он представляет собой форму правового воздействия на поведение субъектов, в то время как правовой формой регулирования отношений являются регулятивные и охранительные нормы»[102]. На приоритет позитивного аспекта в содержании исключительного права указывает и В.А. Белов[103]. Согласно позиции О.Ф. Оноприенко в содержание исключительного права включены два основных правомочия: использование и распоряжение результатом интеллектуальной деятельности[104]. По мнению С.Т. Котиа, «правомочия использования и распоряжения исчерпывают содержание исключительного права»[105].

Наконец, можно выделить третий условный подход, приверженцы которого констатируют тройственность правомочий, входящих в содержание исключительного права. Так, по мнению А.С. Фалалеева, за автором в любом случае (даже после заключения им договора об отчуждении им исключительного права!) каким-то мистическим образом сохраняются правомочия по использованию, распоряжению и запрету[106].