Всем же известно, насколько эта дева скромна и трепетна. А ну как не понравится ей косой взгляд? Тогда всё!
Пиши пропало!
Обидится, отвернётся, а то и вовсе, скроется в иле, пуская полные презрения пузыри.
Как тогда жить?
Нет, лучше так её приманивать – играя заветную мелодию и не беспокоя госпожу своими взглядами.
Лица музыканта что-то легонько коснулось и он, полностью отдавшейся музыке ощутил близость Удачи. Рванув струны, он вывел замысловатый аккорд и касание Госпожи повторилось. Воодушевившись, Форис уже хотел повторить тот самый, подманивший Её проигрыш, как касание, бывшее прежде нежным и едва заметным, внезапно потяжелело, принявшись тяжело наваливаться на человека, ощутимо вминая того в грязь.
Не понимая, что происходит, Форис раскрыл глаза и зашарил было взглядом вокруг, отыскивая возмутителя спокойствия.
Тот нашёлся практически сразу, но не на бледной спине морского дна, а наверху, в воздухе.
Оттуда, с пронзительно голубой высоты, ревя двигателями, спускались десятки космических кораблей, подводя неутешительный итог сегодняшнему сбору.
Пламенеющий Орил был мрачен и это был заметный прогресс в перемене его настроения. Вспышка ярости, излитая на обстановку каюты, отступила, сменившись опустошённостью, а позже и вовсе безразличием к происходящему. Можно даже сказать, что он был спокоен, но именно – был. Стоило его кораблю – либурну, переделанному в транспорт, оказаться на орбите этого мокрого мира, как в отдалении, словно насмехаясь над ним, принялись выходить из прыжка корабли Слуг.
Их было много – ну как не прийти в бешенство, видя сколько сил бросают вниз эти наглецы! И как сохранить спокойствие, когда они напрочь и нагло игнорируют его запросы связи, просто не замечая корабль, орущий на всю вселенную о воле Хавасов?!
– Ничего, – играя желваками, Орил проводил тяжёлым взглядом первые корабли, числом около десяти, начавшие спуск в атмосферу: – Ничего, дерзкие! Не пройдёт и часа, как я, клянусь Плутоном Мрачнооким, втопчу тела и ваших кукол, и ваши, в грязь этого мира!
Он стоял подле рубочного иллюминатора один – экипаж либурна состоял всего из трёх человек и они, занятые на своих постах, не могли слышать его слова.
– Экипаж! – отвернувшись от безрадостной картины, бывший жрец поднял руку и щёлкнул пальцами, приковывая к себе внимание бывших в рубке людей: – Начинаем снижение. Посадка, тьфу! Прости меня, о Благая Убийца! – Он демонстративно осенил себя символом веры, заставляя экипаж последовать его примеру: – Приказываю зависнуть над поверхностью этого кома грязи. Высота, – Орил на секунду задумался, припоминая параметры транспортных платформ, которыми он сумел разжиться в самый последний момент перед отлётом.
– Высота – три шага над поверхностью. Исполнять! – Рявкнул он на капитана, пытавшегося сообщить ему о сложности подобного манёвра.
– Не справишься – выброшу наружу, клянусь своим жезлом! – конец короткой палки, нацеленной капитану в грудь, ярко вспыхнул и капитан предпочёл промолчать, мысленно кляня тот день, когда его кораблю досталось подобное назначение.
– Передать десанту – мы начинаем!
На сей раз капитан не стал медлить. Коротко поклонившись, он повернулся к своему терминалу и, вытащив из него шарик микрофона, закреплённый на тонкой и гибкой ноге, принялся отдавать приказания.
То, что происходило на глазах Фориса, выходило за границы его понимания.
Нет, и прежде случалось, что торговцы, в основном это были какие-то залётные, зависали над илистой равниной, черпая грязь опущенными вниз ковшами. Ходили слухи, что местный ил был отличным, и, кроме всего прочего, бесплатным удобрением, но Форис, уже давно забывший о твёрдой поверхности под ногами, лишь недоверчиво качал головой, оставляя подобные бредни на совести рассказчиков.
Но сейчас происходило нечто совсем непонятное. Ладно бы прилетевшие собирали ил, так нет же! В бортах кораблей, зависших шагах в пяти – семи над поверхностью, прорезались люки и из них, вниз, посыпались люди.
Живые!
Форис ясно видел, как упавшие выбирались из грязи и, даже не обтерев с лица следы падения, принимались брести в их сторону. Они шли, падали, наступали на упавших и шли дальше, даже не пытаясь не то, чтобы поднять сородича, но и банально обойти его.
Людей было много.
Слишком много для местных, живших на своих плотах небольшими коммунами, редко превышавшими три десятка человек. Форису показалось, что толпа, безостановочно прущая к его плоту, состоит из миллионов, вдруг решивших обосноваться здесь, заселив безжизненную равнину дна. На краткий миг его пробила, заставляя задрожать всем телом, шальная мысль – а вдруг это люди-рыбы, из числа тех, страшилками из которых пугают непослушных детей – мол вот будешь себя плохо вести – людорыбы утащат в глубину! Но то были сказки, точно – только сказки, придуманные самими поселенцами.
Или нет?