Предисловие к жизни

Может быть, и ему, Володе, хочется быть таким же, только все не получается. Ведь не потому он ушел от ребят, что ему надоело слушать! Просто он, что называется, не находит себе места. Беспокойные мысли, какие раньше и не приходили в голову, теперь не дают ему покоя. Раньше всегда было удобней обвинять других, если что-нибудь не удавалось. В школе ФЗО он говорил себе, что к нему просто придираются, а если признаться — так от него требовали только дисциплины и уважения к коллективу. На прежнем участке, куда по просьбе матери определил его райком комсомола, он тоже как-то не сумел себя правильно поставить. Вообще, там все сложилось скверно. Работа землекопа показалась ему непосильной — очень уж он берег сам себя. И, видать, не зря те, что работали рядом, прозвали его «рекордистом на сорок процентов выработки». А потом, когда он захотел по-честному войти в работу, никто в него уже не верил. Он ночами не спал — все придумывал лопату, облегчающую труд, а когда показал ее, над ним только посмеялись…

Володя с ожесточением продирался сквозь кусты. Колючки и сучья цеплялись за его одежду и норовили поцарапать лицо. Выбравшись из заросли, он присел у реки, ниже того места, где читала книгу бригада. Петин голос, едва слышный, долетал сюда. Здесь заглушал его речной поток, с шумом перекатывавшийся через большие камни. Непуганые рыбы густыми стаями плавали в прозрачной воде, пестрые форельки часто выскакивали из реки.

«Ну и сиди здесь один, в стороне от всего!» — подумал Володя со злостью на себя.

Он вдруг остро почувствовал, что, чуждаясь, отходя от товарищей по работе, он отходит и от того, что есть вокруг, от всей большой жизни, про которую рассказывала и книга. Он весь похолодел, впервые подумав о том, что ведь можно быть рядом с той же ткачихой Одинцовой или сестрами Виноградовыми, можно работать по соседству с шофером Степановым, со своими бетонщиками — и в то же время быть от них бесконечно далеким! Настоящая дружба и товарищество рождаются в труде, но тот, кто не вкладывает в него душу, оказывается товарищем только на словах и лишь сам от этого страдает.

Каким-то образом прораб Жарков узнал о нем и однажды пришел, чтобы увести его на свой участок. Володя и виду не показал, что внутренне обрадовался переходу на новое место. Но и здесь опять ничего не получилось. Кто же виноват в этом — разве Петя и остальные ребята из бригады?..

Он услышал шорох сухой травы за спиной и обернулся. Сзади стоял Жарков. Они встретились взглядами, и прораб спросил:

— Ты что отошел от них, Тарасов? Тебе с ними неинтересно?

Прораб словно видел его насквозь, он сразу коснулся больного места, и Володе очень хотелось оборвать разговор.

— Да что вы, ей-богу! — воскликнул он нервно. — Я на минутку отошел: подумать хочу наедине.

— Подумать?.. Это хорошо. Сиди думай.

Но Володя вскочил и пошел на Петин голос. Жарков посмотрел ему вслед и сочувственно покачал головой.

Бетонщики переглянулись, когда Тарасов опять торопливо лег рядом с Михайловым и уставился в землю. Петя пристально посмотрел на опущенную голову шестого члена своей бригады и вернулся к книге. Теперь он читал выступление стрелочницы со станции Омск. То, о чем она говорила, было так обыденно, обыкновенно, может быть, даже скучно. И тем не менее бетонщики слушали внимательно, не двигаясь, и даже Тарасов не перебивал чтения. У этой женщины не было ни сотни станков, ни сложных машин — она рассказывала о том, как привела в порядок простую стрелку на железнодорожной станции.

— «Будка на моем посту была совсем заброшена, — воспроизводил Петя рассказ стрелочницы, — и я подумала: страна наша стала культурной, надо будет на своем маленьком участке привести в порядок не только стрелку, но и стрелочную будку».

Бригада зашумела, заговорила враз.

— Здорово как получается: стрелочница сделалась знатным человеком на весь Союз, раз она сумела наладить стрелки и будку! — восклицал, размахивая обеими руками, Михайлов.

— Понимаете, что это значит, — говорил Федя Фирсов, вглядываясь то в одного, то в другого большими светлыми глазами. — Работай, и ты поднимешься на высоту. Но при том ты должен меньше всего думать о себе, о славе там и разных таких вещах. Ты должен думать, как бы лучше сделать свое дело!

Дождавшись паузы, подал голос и Петя:

— У меня такой вопрос: так что же такое стахановское движение?

— Тоже вопрос! — выскочил Михайлов.

Мысль Федотова понравилась ребятам, они молчали, обдумывая ее.

— А мы? — спросил Петя. У него входило в привычку связывать отвлеченные мысли с жизнью своей бригады. Тяжелая книга в его руках напомнила о себе, и Петя провозгласил: — Читаем дальше!

— Дальше, пожалуй, не надо. Хватит на сегодня, — прозвучал над ними хрипловатый голос Жаркова. По предположениям Сыркина, прораб сорвал голос командами при артиллерийском грохоте.

Ребята не видели, когда он подошел, и смутились: наверное, он слышал их речи.