Только сейчас она огорченно заметила: Антон странный какой-то, не похожий на себя. Разумеется, он помогал крушить уроды-гардеробы, втаскивать пушку и пристраивать ее на место. Однако делал он это без обычного жара. Когда барабан завертелся и засыпанный внутрь аспирин почти музыкально зашуршал, когда дождались, что струйка порошка, пройдя положенный путь встречь горячему воздуху, потекла с противоположной стороны в подставленный Леной ящик и Львов, внимательно разглядев щепотку теплого аспирина, помяв его между пальцами и понюхав, сказал «отлично», — все захлопали в ладоши, и с особенным пылом молодые соавторы. Главный же именинник даже не улыбнулся. Его не обрадовало решение Львова поставить такую же сушилку в салоле и торжественное, подкрепленное энергичным киванием бризовской лохматой головы обещание Пряхина выдать авторам подходящую премию.
Инертность, равнодушие Антона настолько не шли ему, что Лена ужаснулась. Не заболел ли он, не тронулся ли? Она не могла поверить собственным ушам, услыхав обращение аспиринщика к Пряхину тут же, в цехе: Антон просил перевести его из аспирина в другой цех. Что такое? Пряхин отшутился. Аппаратчик тихо ему сказал нечто заставившее главного химика торопливо согласиться.
— Что с вами, Антон Сидорович? — спросила Лена, оставшись с аппаратчиком наедине. — Вы не захворали?
— Не захворал, не беспокойся, доченька. Плюнь, не обращай внимания. Тебе не след знать противные пакости.
Не знать пакости? О чем он говорит? Девушка не могла догадаться. Он рассеянно стоял, отведя глаза в сторону, ей пришлось напомнить: пора выгружать второй аппарат. Антон механически занялся выгрузкой. И она чуть не упала от страха, когда вдруг, грозя кулаками аппарату, Антон громко, во весь бас заорал:
— Убью тебя, убью! И его убью! И себя убью!
Поймав ее испуганный взгляд, он вздохнул и опять сказал:
— Не обращай внимания.
Улучив минуту, Лена побежала к Львову. Начальник не удивился, он, оказывается, все знал об Антоне и посоветовал не волноваться. Как же не волноваться? Человеку плохо!
— Человеку плохо, — согласился Львов и пожал толстыми плечами. — Помочь ему не в наших силах.
Нехотя он поведал девушке: у Антона горе, жена после шестнадцати лет совместной жизни взбесилась. Приехал дальний родственник, однодеревенец, молодой парень, остановился у них. Антон уходил на работу, дочки ходили в школу, потом Антон уезжал на три дня — родственник ухаживал за дурехой, и она влюбилась. Теперь гонит Антона, говорит, от него пахнет и он вообще противный («Шестнадцать лет не замечала», — усмехнулся Львов). Антон просит перевести его в расфасовочную: мол, меньше будет пахнуть. Разве теперь поправишь дело?
— Что же будет?! — закричала потрясенная услышанным Лена.
— Не знаю, — честно сказал начальник цеха.
Лена вернулась в цех. Антон стоял безучастно, а работа не двигалась. Едва не плача от жалости, девушка сама занялась выгрузкой аппарата. Антон зашевелился, махнул ей: «Отойди», — и, наполнив центрифуги, запустил их.
Старшая доченька, как ее звал аспиринщик, не могла примириться с бездеятельностью, старалась чем-нибудь ему помочь. Она, разумеется, побежала в салол. Рассказав Борису о горе Антона, девушка залилась слезами. Приятель ее растерялся и готов был сам заплакать. Посоветовать он ничего не умел. Может, вздуть ухажера? Не поможет, дело-то в ней, не в нем.
Лена побежала в автоклавный цех, искала Курдюмова. Комсомольский вождь пропадал в Мосгосторге: все вычищал из «прозрачного дома» чуждый элемент. В цехе дежурил Дронов, и Лена поговорила с ним.
— Придумаем что-нибудь, — сказал Дронов. — Мы сами переживаем. Слезами тут не поможешь. Парень, подлюга хитрая, уверил ее, что любит, а у самого, видно, другой интерес какой-то. Женщина потеряла разум.
Дождавшись конца смены, Лена пошла к Васильевым домой. Они жили рядом с заводом, и Борис остался ждать девушку возле проходной. Лена почему-то верила, что ее разговор с женой Антона, Марьей Степановной, поможет делу. У нее осталась в памяти добрая, миловидная женщина, радушно угощавшая ее оладьями.
Девочки кинулись к «старшей сестренке», едва она переступила порог. Антона дома не было. За столом сидели раскрасневшаяся хозяйка и здоровенный парень с быстрыми маленькими глазками, обедали. Бутылка водки стояла между ними.
— Что скажете хорошего? — настороженно спросила Марья Степановна.
— Мне поговорить с вами нужно, — ответила девушка.
Жена Антона принялась кричать:
— Поговорить? Пошла ты к черту, не твое дело! Он надоел, вонючий пес, пусть убирается! Можешь взять его себе, если он тебе нравится!
Девочки дружно заплакали, они сидели на кровати и держались друг за дружку. Здоровенный парень насыщался, смешно шевеля щеками и чавкая, и насмешливо глазел на гостью. Лена стала урезонивать Марью Степановну и рискнула обратиться к парню:
— Оставили бы вы людей в покое, как вам не стыдно!
— Смотри-ка, шустрая! — удивился парень и с еще большей энергией стал жевать.