Предисловие к жизни

Пряхин, беспокойно прохаживавшийся по комнате, внезапно остановился и с изумлением посмотрел на Яшку. Ты заметил изумление химика и его жест, будто он хотел закрыть лицо руками, а тебе мучительно хотелось размахнуться и дать по круглой раскрасневшейся Яшкиной роже.

— Вот что, Ревнов, — спокойно сказал Коля. — Ты не вали все в кучу малу. Не в чехарду играешь. Понял, нет?

Ванин вид явно показывал несогласие. Он не смотрел на Колю и вроде не слышал его.

— Официально разъясняю тебе: поскольку он отмежевался от отца, не цепляй его. Понял, нет? И вообще не о Макарьеве разговор. Про Каплина разговор. Делайте вывод сами на основании фактов. Больше и ноги его здесь не будет. — Коля помолчал, оглядел ребят и продолжал: — Догадываюсь, что он к вам подкатываться станет, на жалость станет бить. Смотрите, не будьте лопухами, дайте вредному элементу отпор, как положено комсомольцам. Поняли, нет? А теперь вы свободны. Ревнов, останься!

От Курдюмова уходили молчаливые и мрачные.

— В цехе-то кто? — спохватился Костя.

— Львов. Беги скорей, — ответил Борис.

Костя оглянулся, но Яшку не нашел и побежал. Борису захотелось поскорее очутиться дома: спать хотелось, трещала голова, прямо разламывалась. Да, ведь он хотел узнать Женин адрес. Борис остановился в раздумье: значит, не нужно теперь идти к Жене? Подошел Пряхин и тронул рукой за плечо.

— Намаялись, Ларичев, в одиночку эти дни? — добро сказал химик. — Завтра дадим помощника.

— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Борис.

Пряхин был явно не в себе и хотел что-то сказать. Борис нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Никакой из него не вредитель, он мне даже понравился. Старательный, аккуратный мальчик. И Федя к нему так привязался. Он вас полюбил и Женю. — Пряхин взглянул в глаза Борису и по привычке задумчиво пошевелил губами. — Но его обман… Обман никогда не прощают. Да, что-то хотел вас спросить, Борис?.. Ага, вспомнил. Скажите, Макарьев в самом деле больной сердцем?

— Макарьев? — удивился Борис. — Никогда не слышал.

— Видите, Хорлин не прочь взять его в лабораторию. Макарьев сказал: у него с раннего детства порок сердца, в цехе он больше не может.

— Врет он, — рассердился Борис.

— Врет? Ну, ладно. Знаете, Борис, худо нашему Феде, очень худо — скрутило его. Лежит и молчит, но по глазам видно, каково ему. — Пряхин вздохнул. — Идите-ка домой, у вас красные глаза и усталый вид.

Ты пошел, размышляя о Пряхине, о его Феде, об Яшке, и вернулся к мыслям о Жене.

— Куда же ты, Боренька, в спецовке? — спросила тетя Нюра, вахтер.

Куда я действительно? Обалдел. Надо принять душ, переодеться. За Леной зайти, она еще не знает про Женьку.

Ты увидел Яшку. Сукин сын, до сих пор не в цеху. Он шел с Пряхиным и в чем-то убеждал его.

— Сердце у меня больное, правду говорю. Ларичев не любит меня, вот и сказал, что вру. А я не вру. — Яшка бубнил и бубнил. — Семен Федорович, вы же обещали!

— Ничего я не обещал! И не хочу обещать! — взорвался Пряхин. — Не нравится работа? Вон проходная! К черту!

Пряхин бежал по двору в порыжевшем распахнутом пальто, сильно размахивая руками, согнутыми в локтях. Яшка, будто ничего не случилось, потихоньку шел к цеху. Догнать бы его и надавать плюх. Курдюмов ругается: только так и умеете реагировать на все случаи жизни — дать плюху или стукнуть по уху. Самый беспомощный, мол, способ. Ну, а что делать с таким Яшкой Макарьевым? Он только физическую силу правильно понимает. Нет, обязательно нужно поговорить с ребятами и взяться за Яшку со всех сторон. Позорище! Врет, обманывает, хитрит. О нас и так по всему заводу плохая слава пойдет. Из-за Женьки. Ах, Женька, Женька, почему ты нас обманул?

Лена рассказывала про отчаянные подвиги Васильева Антона. Он ходил-ходил, жаловался-жаловался, просил-просил помочь ему — и отчаялся. Напился, избил жену, подрался с толстомордым соперником, тот вздул его, связал веревкой и привел милиционера. Составили акт и увели беднягу, несколько дней просидел в милиции.

Жена подала на него заявления куда только можно: и в милицию, и в администрацию завода, и в партком, и в завком. Новый муж, наверное, писал, она, глупая, подписывала. Требовала урезонить, утихомирить Васильева. Пусть оставит ее и детей в покое, она хочет начать новую жизнь с хорошим человеком, он не пьяница и согласен воспитывать детей. Она просит помочь ее счастью.

— Вы подумайте, ребята, была семья, жили душа в душу, я же видела. Появляется подлая личность — и все ломается. Почему же такая несправедливость? Объясните мне, пожалуйста.