Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский

— Хэ! у нас нет полосатого шута — в шуты его!

— Где-ж ему быть шутом, у него кислая рожа!

— Ну, будь он знаменной втулкой! Подавайте знамя!

И вот два молодца в пестрой одежде, принесли на плечах остроконечную шапку, оргии в три вышины; на вершине её, как на башне, развевалось полосатое знамя. Нахлобучив шапку на голову Аристотеля, знаменщики повели его под руки….

— Хайд! — вскричал предводитель толпы; и она двинулась, приплясывая, вслед за бубнами и сопелками, на гору к костру.

Около костра, увешанного плодами и осыпанного еловыми шишками для скорого возжжения, стояли уже украшенные венками, под белыми покровами, взнузданные быки с золочеными рогами; подле них, обнаженные до пояса, повязанные белыми фартуками, слуги храмовые с молотами[31] и секирами[32] в руках; подле костра гора или жертвенник, увешенный цветами и уставленный курильницами, и свечами в треножниках. Подле оного жрец, в белом балахоне, с венком на голове; по одну сторону его стоял малец с святой сечей[33], или огромным ножом, разлагающим жертву на части; по другую сторону, другой малец держал кованый ларец с Ливаном; еще двое держали рукомойню, блюдо и утиральник. Хор певцов, гусляры, дудари[34] и сопцы, стояли также по сторонам; за ними девы хорицы и игрицы, в красных сарафанах, под покрывалами…

Я, пользуясь правом красной шапки, стал поближе к этим белицам; мне нужно было их рассмотреть подробным образом — того требовала наука о изящном; притом же, покрывало….

О покрывало, покрывало!
Но воля Бостанжи-Баши,
Чтоб покрывало покрывало,
Все тайны сердца и души.

Мое все внимание было обращено на покрывало, и я не понимаю, как мог я заметить, что по всему скату горы, начиная от жертвенника, на лотках, на подносах[35], на щитах[36] и ширинках, лежала пища, ожидающая благословения. Это был пикник: хлебы божьи с кимином[37], пироги, колачи, пряженцы, овсяники, медовики, пампуши[38]; бутыли с вином, кадки[39] и горшки с мазулей и брагой, корзины с смоквой, с фигами, василикосами, с оливами, с гранатами…

Я не понимаю, каким образом расслышал я рокот трубы[40] писк священной дудки из ослиной ноги… звук медных кимвалов, и стук бубнов?…

Я даже не могу отдать отчета: казалось мне, или в самом деле я видел, как главный жрец принял жезл, махнул им — и раздался тихий хор, во время которого жертвы были закланы, а части их дымились кровью на жертвеннике под ножом жреца… как он осыпал их ячменем и солью, обливал багряным вином… и между тем внутренности возложены на костер, костер воспален, ливан брошен в курильницы….

Все казалось мне сном… я потерял из виду Аристотеля, я шел за юной Хорицей, я видел только ее… она начала плясать! о, Читатель!

Смотри — Дельфийская Харита:
Распущена её коса,
Две ручки голы, грудь открыта,
И ножка чудная боса!
На голове зеленый венчик,
Прозрачной тканью стан обвит…
Чу, брякнул, зазвенел бубенчик,
И дева ходит — говорит!

Я так засмотрелся на нее, что не заметил, как она обратилась предо мной в призрак и исчезла. — грустный, пробирался я сквозь шумные толпы народа; почти близь каждого дома, под навесом, стояли бочки с брагой и корзины с плодами; на луговинах плясали голубца, играли в лапту[41], в города.[42]

Но улицы, как поле сражения, были усеяны трупами упившихся. Чара зеленого вина низложила, вероятно, и Аристотеля; ибо только на другой день возвратился он с праздника, как сонный, с душой жаждущей похмелья.

Глава XI

Вы не поверите, как трудно учить женщину; женщину, это существо, у которого так много сердца и так мало головы; которое верит в Провидение до тех пор, покуда есть, о чем молиться ему; которое не верит в Провидение до тех пор, покуда гром не грянет; которое не сомневается только, в самом себе…

Пересоздать существо пришедшее в этом виде от берегов Тигра и Евфрата — выкупить из неволи, в которую оно обречено за ропот на судьбу свою посреди Рая — вот труд! вот наслаждение!

О, я не знаю выше блаженства, как преклонить колена и произнести:

Благоуханный цвет существованья,
Звено магнитное души и естества!
Венец, сияющий на лике Мирозданья,
И воплощенная улыбка божества!

О! (имярек).

Такова женщина перворожденная, и та, которая выкуплена светом разума.

Не будем говорить о сосудах, налитых водою, в которых собран букет цветов. Это существа бальные и гостиные; это цвет без корня; это простые, механические создания, андроиды, изобретенные Прометеем, воссозданные Албертом Гроотом[43], и усовершенствованные Видстоном, которые никак не могут произнесть букву Р.

Не будем говорить и о существах, налитых животною жизнью, которые перекидывают ногу чрез конский хребет и ездят верхом без седла.