Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский

С трудом продравшись сквозь толпу, я заехал в гостиницу под вывеской «Баранья нога», и спросил себе обедать.

— Как прикажете, господин, изготовить барана? целиком, или по частям? — спросил меня хозяин с засученными рукавами до плеч.

— Нет мой благодетель, я удовольствуюсь и ногой бараньей, вроде той, которая висит у тебя на шесте, над домом.

— Для меня все равно: и баран, и баранья нога в одной цене.

— Как?

— Да так; баран не человек: не отнимешь ноги, не перерезав горла; он не пойдет на деревяшке в стадо, ждать покупщика другой его части.

— О, — думал я, это притеснение! — Что ж мне делать с целым жареным бараном?

— Скушать на здоровье, господин, или угостить прохожих.

— Доброе дело! жарь целого барана!

— А вина какого прикажешь, господин?

— Какое есть, кроме Коринфского.

— В Коринфе, требовать иного вина кроме Коринфского?… вот странная вещь!

— Что ж тут странного? мне по Истории известно, что Коринфское вино есть самое худшее из всех вин Греции.

— Вот клевета! Ну, знаю я, что эти слухи распустили мошенники винные откупщики, чтоб города, сбираясь в Коринф на сейм, запасались их паленым вином. Ах, они суслики! Нет, господин, доброе вино и без похвалы пьется; а у нас самотёчное, сам отведаешь.

С этими словами хозяин вышел, и чрез несколько минут принес на огромном медном блюде жареного ягненка, и в Этрусском кувшине вина.

— Егэ! какие у вас маленькие бараны!..

— Такова порода, самая вкусная.

— И без рог, точно ягненок.

— Ягненок! да в Коринфе ягненка за весь талант не сыщешь!

Из гор гоняют к нам стада откормленных, взрослых баранов для бойни, а ягненку добежать ли такую даль?…

— Ээ! — думал я, — ты, друг, верно происходишь от Гебров! — Ну, дай-ко попробовать вина.

— Кало Краси! славное вино! — повторял хозяин, наливая в чашу.

Я отведал — и сморщился как сморчок.

— Кало Краси! — повторял хозяин.

— Пьфу! да это просто кислое вино!

— Кислое? — а какое ж вино бывает иначе? — это кислота природная, а не поддельная, не то что сладость в Кипрском, или в Самарийском с другого берет. Нет, у нас не мешают вина с соком из плодов, и не варят его!

— Хоть бы на рыбью шелуху в нем крепости!

— Крепости? полно, господин! то крепкое вино, которое укрепляет человека, а не то, которое расслабляет его так, что он на ногах стоять не может.

— Ты, я вижу, великий плут, приятель! — сказал я засмеявшись.

— Послушай, господин, ты не шути священным именем! Вот, вздумал меня называть богом Елисейских блаженных полей! Изволь, господин мой, заплатить за барана и за горшок вина, десять Афинских дракоников.

— Что за драконики я ни понимаю.

— Ну, драхмы, по-вашему. Давай! а не то пойдем в Судейскую!

Чтоб отделаться от этого жида, я достал из кармана бумажник и бросил ему на стол белую ассигнацию.

— Это что за хартия? письмо? от кого?

— Это деньги.

— Деньги я вижу ты издеваешься надо мной! пойдем в Судейскую! пойдем, господин мой. Эй! помогите мне этого человека отвести к судье! Это какой-то неверный, соглядатай!

На крик его вбежала толпа народа; я оторопел. Меня повели на площадь к народной Судье.

Мне стоило бы только помыслить, чтоб вырваться из рук моих насильников, но я хотел посмотреть, что из этого будет.

— Что сия суть? — спросил Судья, окинув важно толпу, и поправляя на плече свою зеленую тривуну.

— Да вот, — сказал хозяин, — вот человек, который ругается богами, и не плотит за жареного барана и за вино.

— Кто ты есть? — спросил Судья обратясь ко мне.

— Я есмь муж, — отвечал я.

— Имя?

— Скандер.

— Откуда?

— Из Скифии, путешественник.

— Вот, изволь посмотреть, господин Судья, какой папирус дал он мне, вместо денег… какую-то Финикийскую торговую метку.

Судья взял ассигнацию; стал рассматривать.

— Какая Финикийская!.. тут греческая печать с изображением двуглавого Юпитера!.. только слова непонятны… Ба, ба, ба! да это священные письмена! тут и священные цифры Египетские!.. и знаки светлые!.. Простите, господин великий, что вас потревожили невежды; позвольте проводить вас в Прорицалище: оно только разрешит недоумение наше, что делать нам с такою огромною особою, как вы?

Судья поклонился мне и почтительно просил следовать вперед. Мы отправились на гору, в храм Венеры Мелании, или прощающей. Двери храма были отперты; мы приподняли занавес, находившуюся перед дверьми, и вошли как под покров ночи. Но в глубине мрака раздавались тихие звуки музыки.

— Кто сей пришелец? — вопросил Судья.

Из глубины храма пробежал луч, озарил нас. Мы стояли пред священным треножником.

— Приветствую тебя! — раздался женский голос, — приветствую искателя кладов Полимнии! Ты посетил обители болванов и истуканов, ты знаешь откуда истекают Лета и лета; ты знаешь:

Пара, Пера, Пира, Пора и Пура…
Ты знаешь
Сара, Сера, Сира, Сора и Сура…
Ты знаешь
Тара, Тера, Тира, Тора и Тура…