Предложение, от которого не отказываются…

На встречу Мономах шел с тяжелым сердцем. Проблем и так выше крыши, а тут еще папаше Алсу зачем-то приспичило его видеть! Он догадывался о причине, но понятия не имел, как станет оправдываться. Алсу — его любовница, и ее отцу, занимающему высокий пост в Комитете по здравоохранению Санкт-Петербурга, это вряд ли нравится. Он православный, хоть и мало верующий, она — мусульманка с соответствующим воспитанием. Несмотря на их «соглашение» о том, что эти отношения никогда не закончатся браком, Мономах понимал, что Алсу все равно надеется. Она милая девочка, чудесная любовница и приятная собеседница, однако…

Дородный мужчина привстал из-за столика и помахал Мономаху рукой. Он узнал его сразу, так как Алсу показывала ему фото всей семьи, сделанное на каком-то празднике.

— Здравствуйте, Владимир, — заговорил Азат Гошгарович Кайсаров, одновременно протягивая Мономаху руку через стол. — Съедите что-нибудь?

— Нет, спасибо, — отказался тот. — Пожалуй, выпью.

— Коньячку?

Мономах намеревался сказать «кофе», но сейчас предложение показалось ему уместным. Подошла официантка, широко улыбаясь Кайсарову. Ну само собой, папаша Алсу назначил ему свидание в таком месте, где его все знают, дабы подчеркнуть собственную значимость и умалить значимость гостя. Очень по-восточному! Сделав заказ, Кайсаров вновь взял на себя инициативу. Казалось, у него и мысли не возникало о том, что может быть иначе.

— Знаете, я представлял вас другим, — обронил он, без малейшего стеснения разглядывая Мономаха. Если бы ему было лет на двадцать меньше, он непременно ощутил бы неудобство. Однако Мономах давно миновал возраст, когда его можно было легко смутить.

— И как же вы меня себе представляли? — спросил он, глядя собеседнику прямо в глаза.

— Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что вы оказались лучше, чем я ожидал.

— Вы судите по внешним признакам?

— И по ним тоже, — улыбнулся Кайсаров. — Вы, наверное, решили, что я буду говорить о своей дочери и убеждать вас не морочить ей голову?

— А это не так?

— Видите ли, Владимир, я слишком хорошо знаю свою дочь, чтобы предположить, что вы ее соблазнили. Скорее всего, как раз наоборот, поэтому я сомневаюсь, что силовыми методами можно переломить ситуацию. Хотя, не скрою, я не вижу будущего для вас и Алсу. Вот, хотел поинтересоваться вашим мнением.

— Алсу — чудесная девушка и прекрасный врач… — начал Мономах.

— Я в курсе, — перебил Кайсаров. — Но всегда приятно такое слышать о своем ребенке. Я имел в виду…

— Я понял, что вы имели в виду. Когда мы с Алсу начали встречаться, то договорились «на берегу». Мы оба взрослые люди, и я сразу предупредил ее, что не смогу предложить ничего серьезного.

— Так я и думал, — кивнул Кайсаров.

— Я не закончил. Помимо моих намерений в отношении Алсу, существуют и другие проблемы, связанные с разницей в возрасте, религией и так далее, которые кажутся мне непреодолимыми. Как, вероятно, и вам?

Кайсаров снова улыбнулся.

— Вы действительно лучше, чем я предполагал, — сказал он. — Не представляете, какие усилия мы с женой прилагали, чтобы наша строптивая дочь устроила свою судьбу. Но она выбрала человека, который абсолютно ей не подходит и сам это понимает! Ну теперь, когда мы немного разобрались в ваших отношениях, я перейду к тому, зачем вас пригласил.

Мономах насторожился. Он-то полагал, что самая тяжелая часть разговора миновала.

— Владимир, вы же знаете, где я работаю, верно?

Мономах кивнул.

— Я все думал, говорить вам или нет, и пришел к выводу, что должен это сделать. Вот, взгляните. — И Кайсаров протянул ему сложенный вчетверо листок. Прочитав первые строчки, Мономах вскинул глаза на отца Алсу и спросил удивленно:

— Что это такое?

— Вы же видите, написано: «Жалоба».

— Но она подписана Суворовой!

— Пациентка умерла, но бумага-то осталась. Я обязан отреагировать!

— Не понимаю… она пишет, что я не принимаю никаких мер, но я же сделал все от меня зависящее, чтобы ей помочь!

— Вы заменили сломанный эндопротез?

— Не было квот. Но я договорился о сестринском уходе на период после операции. Суворовой не пришлось бы покидать больницу, и она стала бы первой, кому установили протез, как только появится квота. Не удалять поврежденную конструкцию было нельзя, могло начаться заражение крови…

— От чего она умерла?

— Инфаркт.

— Во время операции?

— Нет, после. Ночью, в реанимации.

— Как насчет результатов вскрытия?

Мономах сделал глубокий вдох.

— Вскрытия не было.

— Как это?

— Причина смерти очевидна, родственники вскрытия не требовали…

— Ну знаете, это же ни в какие ворота! — развел руками Кайсаров. — Если все всплывет, непременно возникнет вопрос о вскрытии. Раз оно не состоялось, в этом можно усмотреть умысел!

— Какой умысел?

— Сокрытие обстоятельств смерти. Дело в том, Владимир, что это — не единственный документ, который я получил за последнее время. Существует еще один, в котором вас обвиняют в нецелевом расходовании средств, поступающих от различных благотворителей в ваше отделение.

— И кто же, с позволения сказать, автор данного, гм, послания?

— Простите, но этого я не могу раскрыть. Скажу лишь, что этот человек — ваш коллега.