Предлунные

Позже Финнен часто размышлял, как бы все могло пойти, если бы они с Каирой были старше и опытнее. Если бы не ее детская доверчивость, позволившая предложить нечто подобное почти незнакомому человеку. И если бы он не был столь наивен, будучи уверенным, что все под контролем, и он ничем не рискует, ввязываясь в эту историю.

Он даже на мгновение не подумал, что это шутка. Каира явно не относилась к тем, кто был способен так шутить.

– Что ты задумала? – осторожно спросил Финнен, словно нащупывающий почву слепец.

– Ничего страшного, – Каира нервно моргнула. – У меня возникла мысль спуститься в прошлое и найти подходящее тело. Люди ведь продолжают там умирать, верно? Отец пойдет за мной, и тогда мы изобразим несчастный случай. Обгоревший труп кого-то похожего на меня наверняка его убедит. А после я устроюсь на работу в Архив. Особых требований у меня нет – для начала хватит самой низшей должности, так что, думаю, меня возьмут. Естественно, мне потребуются поддельные документы – в этом ты тоже мог бы мне помочь. А потом…

– Хватит, прошу тебя.

Он потер лоб. Наивность Каиры, ее абсолютная уверенность, что план удастся, и выполнить его будет столь же просто, как щелкнуть пальцами, свалились ему на голову, словно железная болванка.

– Никто не должен пострадать, – предупредила она, явно веря, что если она так говорит, значит, так и будет. Финнена это несколько испугало.

– Ты меня даже не знаешь.

– Я тебе верю, – сказала она, и слова ее, несомненно искренние, окончательно переполнили горькую чашу.

На мгновение Финнен пожалел, что вообще сюда пришел, поскольку уже знал, что согласится. По нескольким причинам – из сочувствия, а также потому, что трудно подвести того, кто столь безраздельно тебе верит. Но прежде всего потому, что, отказавшись, он разрушил бы собственный образ, который создавал много лет – образ человека, который никогда не упускал случая поучаствовать в каком-нибудь приключении. Искушение, которое вызывала у него безумная идея Каиры, было вполне реальным, но столь же реальными были и мерзкие чувства, которые он загонял в самые дальние уголки сознания.

– Ладно, но сделаем все по-моему. Все решать буду я.

16

Даниэль Панталекис лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь мягкой постелью, теплом и таблеткой обезболивающего, которую только что вложили ему в рот изящные смуглые пальцы. Иногда он пытался их сосать, думая, что на них осталась частица спасительного снадобья.

Пальцы принадлежали рукам, которые время от времени поднимали его, обмывали губкой и меняли грязные простыни. Руки, в свою очередь, похоже, принадлежали заботливо склонявшейся над ним женщине, хотя Даниэль не был в том уверен – в мире сладостного оцепенения, где царствовала Ее Величество Обезболивающая Таблетка, нельзя быть уверенным ни в чем.

Женщина иногда что-то говорила, и по тону ее голоса Панталекис понимал, что слышит успокаивающее «все будет хорошо» и «не беспокойся, твоя нога прекрасно заживает», Однако на какой-то день, слегка придя в себя, он вдруг осознал, что этот милосердный ангел может говорить что угодно, может даже с улыбкой называть его гребаным сукиным сыном, а он не имел бы об этом ни малейшего понятия.

Страх вырвал его из оцепенения. Дело было не только в словах – Даниэль полностью зависел от людей, чьего языка, культуры и даже биологии не знал. Их улыбки вполне могли означать угрозу, обезболивающие средства могли в итоге прикончить его, а сами они, возможно, имели обычай заботиться о чужаках лишь затем, чтобы потом сделать их своими рабами или перерезать им горло во славу какого-нибудь эксцентричного божества.

Несколько последующих часов Даниэль провел в состоянии легкой паранойи. Если раньше он вообще не обращал внимания на женщину, то теперь напряженно следил за каждым ее движением, вслушивался в слова, а таблетку, прежде чем проглотить, долго вертел во рту, пытаясь ощутить вкус чего-то вредного.

Результат вполне его удовлетворил. Забота опекавшей его темнокожей казалась искренней, а сама она выглядела как самая обычная женщина, уже немолодая, но еще и не старая. Если бы не странные, доходящие до лодыжек платья, ее можно было бы принять за жительницу Новых Земель. В супе, которым она его кормила, тоже не было ничего тревожного – по вкусу он походил на куриный бульон, только чуть послаще. Своеобразнее всего смотрелось помещение, в котором лежал Панталекис – восьмиугольное, с круглой кроватью посередине и золотыми стенами. Даниэль злился, что не может встать и проверить, но почти не сомневался, что это не обои или некое их подобие, но настоящее золото, на котором выгравированы какие-то мелкие узоры – не то буквы, не то картинки, из-за которых стены напоминали блестящие книжные страницы. Панталекис таращился на них с полчаса, наблюдая за мерцающими на этих буквах-картинках отблесками солнца. Несомненно золото – его он мог опознать даже издалека.