Предлунные

Затем он взглянул на вделанное в потолок круглое стекло. Вокруг него танцевали ангелы, а может, феи – во всяком случае, крылатые фигуры, выглядевшие на этот раз серебряными. Сперва Даниэль принял стекло за декоративный фонарь, однако с наступлением сумерек оно засветилось, испуская голубое сияние. Впрочем, ненадолго – минут через пятнадцать сияние помутнело и погасло. С тех пор ночи были темны, а днем единственным источником света являлись шесть высоких и очень узких окон, сквозь которые падали лучи красного солнца.

Кроме кровати, в помещении имелся только низкий столик на выгнутых львиных лапах, с радужного цвета крышкой неправильной формы. Он выглядел своеобразно, как и вся комната, но уж точно не настолько, чтобы не принять его за творение человеческих рук.

Складывалось впечатление, что Панталекис оказался на одной из колоний, несколько столетий назад отделившихся от Новых Земель, чтобы в уединении холить и лелеять свой старомодный образ жизни. Данную теорию подтверждала одежда женщины, а также тот факт, что хотевший убить его мужчина был вооружен чем-то вроде меча.

Когда Даниэль пришел к этому выводу, настроение его значительно улучшилось. К тому же он выздоравливал, обезболивающие средства давали ему реже и, похоже, более слабые, так как он все чаще пребывал в сознании. Думать, правда, было все еще тяжело, но и в полное безразличие он уже не впадал.

Ему удалось добиться нескольких небольших успехов. Во-первых, используя метод «я Тарзан, ты Джейн», он сообщил женщине свое имя и услышал в ответ, что ее зовут Саримель. Во-вторых, научился просить судно, а в-третьих, отчаянно жестикулируя, убедил Саримель, чтобы та с помощью мужчины – того самого, который пытался перерезать ему горло – передвинула кровать к окну. Заодно смог наконец коснуться стены, стереть с нее пыль и мягким, полным пугливого восторга движением провести ладонью по выгравированным узорам. Золото, ибо это в самом деле было золото, пульсировало теплом, а когда он приложил к стене ухо, послышался шум горячей воды.

Только потом он выглянул наружу.

За окном простирался вид на город, который умирал, залитый красным светом солнца. Приподнявшись на постели, Даниэль смотрел на стены домов, по которым взбирались проржавевшие трубы, на остатки стекол, выщербленные ступени и изувеченные статуи на площадях. Глядя на грязь, отбросы и мусор, он с отвращением поморщился, ощутив укол страха. Могли ли представители столь пришедшей в упадок цивилизации надлежащим образом его вылечить, а после помочь вернуться домой?

К тому же, чем больше он смотрел на город, тем больше замечал сходство между ним и руинами, среди которых они приземлились на челноке. Лестницы вместо улиц, террасы, форма зданий и черный камень, из которого те были построены – все это, за исключением степени разрушений, выглядело на удивление похоже. Естественно, оставалась возможность, что при постройке города был взят за образец какой-то другой, более старый и уже полностью вымерший. Проблема заключалась в том, что с орбиты они не заметили никаких следов других населенных пунктов – только руины единственного города. А теперь Даниэль неожиданно оказался в другом, сохранившемся несколько лучше.

Он мысленно сравнил два помещения – зал, который Ивен называл «музеем», и то место, где он оказался в плену каменного блока. Тогда, правда, Даниэль мало что видел, поскольку в пролом в стене почти не попадал свет, но тем не менее заметил, что совпадают удивительно много деталей. К примеру, колонна в виде танцующих изваяний, отличавшаяся лишь степенью разрушения, механическая пантера, которая вполне могла быть одной из тех проржавевших, стоящих в два ряда фигур, ну и ниша в стене – черт возьми, не обвалилась ли на него именно одна из тех странных ниш, насчет которых Ивен говорил, что понятия не имеет, для чего те служат? Даниэль помнил, что убегал от крылатого чудовища и спрятался в одной из них, а потом… потом очнулся в более новом, не столь разрушенном мире.

Это не были два разных, пусть и похожих, города. Это был один и тот же город, только как бы из двух разных времен. Он понятия не имел, о чем это должно свидетельствовать, ибо предположение, что он каким-то образом переместился в прошлое, выглядело чересчур абсурдным.

Он отбросил прочь эти мысли, так же как постоянно отбрасывал прочь воспоминания об умирающих Катерине и Ивене. Прежде всего следовало выздороветь, а потом уже беспокоиться о том, где он, собственно, находится, и как переслать о себе весточку на какую-то из планет Новых Земель. Потом придет время оплакивать товарищей, хотя, честно говоря, они ему особо не нравились, а преследовавшие его картины их смерти с каждым днем все больше размывались. «Главное – выжить», – думал он. А Даниэль Панталекис умел выживать.