Предлунные

Все считали, что правда на стороне Манли, и он отважно ее защищал, а тот второй мальчишка – попросту гнусная свинья. Точнее, так считали все, кроме меня, поскольку из несвязного рассказа Манли я сделал вывод, что его противник тоже был по-своему прав. Как и в случае многих ссор, виноваты, похоже, были обе стороны, хотя, возможно, и не в равной степени, и чувства Манли в самом деле пострадали больше, но, в отличие от остальной компании, я не видел во всей этой истории четкого разделения на добро и зло. Хуже того, я сказал об этом вслух, и на меня тут же начали орать. Мы были бандой ребятишек, и кто был не с нами, оказывался против нас, а я этот принцип нарушил.

Какое-то время я пытался дерзить в ответ, но потом струсил и попытался выкрутиться, объяснив, что на самом деле имел в виду вовсе не это, а нечто другое. Меня наконец оставили в покое, и все закончилось тем, то некоторые кричали мне: «Предатель!», как бы в шутку, но не совсем. Терпеть было можно. Потом было еще несколько подобных случаев, а мне иногда удавалось держать язык за зубами, иногда нет. Чаще всего нет. Теоретически это не имело значения – мы взрослели, и детский стадный инстинкт сменился желанием оригинальности, а каждый из нас начинал дискуссию сл слов: «Уважаю твое мнение, но…» И тем не менее, никто из товарищей уже не мог до конца мне доверять – да, я им нравился, как некто, с кем можно выпить, посмеяться, побузить и поболтать, но не более того. Нельзя сказать, чтобы мне это очень мешало, так как мужской дружбе я всегда предпочитал женские прелести.

Обо всем этом я рассказываю для того, чтобы объяснить, как познакомился с Дими. Ибо именно Дими был тем самым мальчишкой, с которым поссорился и подрался Манли.

Когда я встретился с ним через несколько лет после того случая, оказалось, что он не только обо всем помнит, но еще и мне благодарен, ибо я – цитирую – «встал на его защиту». Понятия не имею, какими путями дошли до него эти сведения, и что к ним кто-то заодно добавил. Я пытался объяснять, что все не совсем так, и меня, собственно, нисколько не волнует, кто был прав в детской драке несколько лет назад. Дими слушал и кивал, а потом начал следовать за мной будто тень, брызжущий оптимизмом и безумными идеями.

Сперва меня это раздражало, потом я привык, и наконец полюбил этого парня.

1

– Я хотел бы воспользоваться временным лифтом, – Финнен бросил три тисо сидевшему у входа в Архив сотруднику. Бородатый мужчина оторвался от сложных математических расчетов и окинул парня серьезным взглядом.

– У вас нет оружия?

– Мне оно не нужно.

– В прошлом бывает всякое, лучше иметь оружие. Могу вас пропустить, но под вашу ответственность. Документ какой-нибудь есть?

Финнен раздраженно поставил подпись на подсунутом бланке, даже не прочитав его содержание. Когда-то он уже бывал в прошлом, давно, вместе с братом, и ничего дурного с ними не случилось.

Бородач сунул бланк вместе с тремя тисо в карман и кивнул. Финнен пошел дальше.

Большой зал выглядел пустым – впрочем, он никогда не пользовался особой популярностью. К услугам временных лифтов прибегали редко, поскольку семьи людей, которых забрал Скачок, предпочитали считать своих родственников умершими, а экскурсии в прошлое ради развлечения вышли из моды. Иногда сюда приходили ребятишки, чтобы посмотреть в Архиве живые представления, в которых управлявшиеся аниматорами механические звери сражались, пожирали друг друга, гонялись друг за другом и совокуплялись. Финнену тоже когда-то нравились подобные зрелища, но потом он из них вырос. Даже в детстве он предпочитал более точные – и намного более дорогие – механизмы, управляемые личностями зверей. То были произведения искусства, а не игрушки для малолеток.

Серебристый шакал повернул вслед ему голову, и Финнен в порыве хорошего настроения щелкнул его по носу. Зверь заворчал, прошел полшага и остановился. Парень улыбнулся – без помощи аниматора механизм был мало на что способен.

Входя в один из лифтов, он заметил вооруженного до зубов мужчину, входившего в лифт напротив. Незнакомец бросил на него смущенный, но вместе с тем понимающий взгляд, словно они встретились в публичном доме.

Финнен закрыл глаза, думая, какой из отверженных миров выбрать.

«Только не самый верхний, – подумал он. – Там люди еще живут более-менее нормально, и пройдет некоторое время, прежде чем они начнут умирать. К тому же… к тому же мне не хотелось бы встретиться с Аликой. Значит, нужно спуститься глубже. Лишь бы не слишком глубоко, где миры полностью вымерли».

Сосредоточившись на Скачке, забравшем его брата, он вызвал в памяти тот день, холодный и безветренный. Плывущие по небу надписи, притворно-беззаботный смех Ари, вкус пирожных, которые они стащили перед самым Скачком…

На него нахлынули воспоминания. Во рту чувствовался вкус шоколада с апельсиновой цедрой, шея болела от задранной головы, а глаза от вглядывания в сверкающие цифры и буквы. К нему вернулась та своеобразная смесь страха и возбуждения.

Финнен отправился в прошлое.

2