Предлунные

Казнь арт-преступника Мирки Мирхея состоялась в башне университета на глазах пятисот приглашенных гостей. Зал напоминал круглый колодец; ниже и одновременно ближе всего к сцене сидели те, кому киллер нанес самый большой ущерб, в том числе эксперт Омари. Финнен видел из ложи на пятом ярусе его блестящую лысину, а также налитую жиром фигуру.

Двое одетых в черное помощников ввели приговоренного, и в зале поднялся шум. Кто-то кричал «браво», кто-то смеялся, на сцену падали апельсиновые корки, цветы и скомканные листки со стихами, прославляющими деяния арт-преступника.

За спиной Финнен услышал небрежные аплодисменты Брина Иссы, которыми тот высказывал одобрение то ли киллеру, то ли тем, кто его поймал. Финнен решил, что скорее всего и то, и другое.

Он еще сильнее перегнулся через барьер ложи, пожалев, что Мирхей выглядит столь не впечатляюще. Это был худой трясущийся старичок, явно перепуганный и не вполне понимающий, что происходит вокруг. Он не сопротивлялся, когда его привязывали к железной раме, и не кричал, когда один из помощников начал брить ему голову.

«Накачали наркотиками», – решил Финнен.

Когда на сцене появился палач, шум утих. Казалось, можно было почувствовать, как растет напряжение в зале.

Нарисовав на выбритой голове приговоренного несколько линий, палач схватил нож и сделал разрез. Кожа легко сошла, обнажив кость черепа. Один помощник стирал стекающую по лицу Мирхея кровь, другой держал поднос с инструментами.

Палач сменил нож на долото и молоток, с помощью которых осторожно поддел, а затем снял фрагмент черепа шириной с ладонь. Все это время Мирхей оставался в сознании, хотя трепанация, похоже, повредила ему нервы – черты лица обвисли, как у идиота, а из уголка открытого рта текла слюна. В зале раздался недовольный гул, кто-то швырнул в палача огрызком яблока. Тот продолжал работать, будто ничего не замечая.

Второй помощник поставил поднос и помог подняться на сцену металлической женщине. Механоиды обычно не имели четко обозначенного пола, но эта была исключением – обнаженная и золотистая, с огромным бюстом, тонкой талией и даже с выгравированными волосами на лобке.

Похоже, судьи обладали своеобразным чувством юмора, если решили поместить Мирхея в такое тело.

Помощник сказал женщине что-то, чего Финнен не расслышал, и она наклонилась, выставив в сторону публики блестящие ягодицы. Кто-то засвистел, кто-то еще высунулся из ложи, совершая непристойные жесты.

Повозившись в окрестностях затылка женщины, помощник снял с ее плеч золотую голову, затем сунул руку в шею, вынул и размотал провода. Второй помощник закрепил на их концах длинные острые иглы, блестевшие в свете газовых ламп подобно тоненьким сосулькам.

Когда палач воткнул первую из них в губчатую массу обнаженного мозга, по залу пробежало громкое «ах!» Зрители доставали бинокли, высовываясь из лож настолько, что некоторым грозила опасность вывалиться.

Мирхей продолжал обильно истекать кровью и слюной, золотая голова вращала глазами и открывала рот, но, временно лишенная голосовых связок, не могла произнести ни слова. Палач с точностью хирурга размещал иглы в нужных местах.

Финнен изо всех сил стискивал в пальцах бинокль, который одолжил ему Исса, но ни разу им не воспользовался – вполне хватало того, что он видел и так. Ему хотелось повернуться и уйти, но он не мог оторвать взгляда от казни.

Перенос личности из человеческого тела в механическое постепенно подходил к концу. А Финнену порой казалось, будто там, внизу, палач с помощью игл измывается над Нираджем, которому снится нескончаемый кошмар.

7

– Что скажешь о казни? – спросил Исса, сильнее задергивая шторы паланкина. Снаружи бушевал ветер, но внутри светлячковые лампочки создавали по крайней мере иллюзию тепла. Финнен заметил, что слуги несут их по той же самой поднебесной дороге, по которой он шел на встречу с Каирой. Случайность или ирония судьбы – как посмотреть.

– Не стоило делать из этого зрелище, – ответил он.

– Не стоило, – согласился Исса. Финнен напрасно искал в его словах хотя бы крупицу насмешки.

Ему не хотелось, чтобы отец Каиры с ним соглашался. Это могло бы означать, что между ними возникла своего рода общность во взглядах, а подобного желания у него вовсе не было. Финнен вызвал в памяти образ вытянувшегося на койке Нираджа. Именно тогда он видел настоящего Иссу – человека, не знавшего жалости к собственному сыну.

Слуги остановились, и Финнен вышел из паланкина. В глаза ему ударил солнечный свет. Заморгав, он сжался в комок, ощутив порыв холодного ветра.

Они стояли у самого входа в Купол, лениво вращавшийся на вершине башни для зрелищ. Позади них уже начинали собираться люди, ожидавшие, когда полукруглые ворота поравняются с поднебесной дорогой.

– Держись рядом с Девяткой, – сказал Исса. – У входа будет давка.

Он был прав. Купол со скрежетом затормозил, и толпа увлекла их вперед. Голубая Девятка, мощный механоид с оплавленным лицом, пер напролом, словно ледокол, размахивая пикой с тупым концом и крича:

– Дорогу благородному Брину Иссе и его гостю! Дорогу!