Предместья мысли

Его пресловутая брезгливость, действительно, его пристрастие к духам (и духу), его мечта «превратить мир в симфонию запахов» (странноватая, что говорить, с точки зрения «обычного» гетеросексуального мужчины), почти полное (если я правильно вижу) отсутствие сведений о каких-то других любовях (говоря языком эпохи) – все это намекает (но только намекает) на склонности гомоэротические, в которых в ту пору еще не признавались, если же признавались, то исподволь, в стихах и романах, или новеллах, как «Смерть в Венеции», где все же не сам автор, а герой и двойник его умирает, во всех смыслах, от любви к прекрасному польскому мальчику, в расплату за свое и авторское вожделение, влечение; в жизни, как известно, Томас Манн (Бердяева почти ровесник – год разницы) скрывал свою подлинную природу за фасадом бюргерской благопристойности (шесть несчастных детей); Пруст (тоже, в сущности, почти ровесник их обоих – на три года старше Б., на четыре старше Т. М.), хотя и затрагивал эту тему, не решался даже на такие (литературные) откровенности, пряча возлюбленного под маской возлюбленной, Альбера (заодно и Альфреда) под маскою Альбертины. Одним из первых в том поколении, кто посмел высказаться откровенно и прямо, был Андре Жид, опубликовавший в 1924 году четыре, как он сам назвал их, «сократических диалога» под общим заголовком «Коридон» (имя педерастического пастушка в одной из «Эклог» Вергилия), ни у кого не оставивших сомнений в его (не Вергилия, но Андре Жида) пристрастиях.