Предмет экологического преступления

В советской уголовно-правовой литературе вопрос о месте предмета преступления в системе признаков состава преступления основательно исследовал В.Я. Таций. Автор пришел к выводу, что:

1) предмет не может претендовать на роль самостоятельного элемента состава преступления, его можно считать лишь признаком последнего;

2) предмет преступления наиболее тесно связан с его объектом, поскольку зачастую он одновременно входит в состав охраняемого уголовным законом общественного отношения в качестве его предмета[13].

«Нецелесообразно отделять от объекта и те предметы, которые не входят в состав объекта охраняемого отношения. Иное решение вопроса привело бы к тому, что одни предметы преступления мы рассматривали бы наряду с объектом, а другие – как какие-то новые признаки объективной стороны состава преступления… Предмет преступления нельзя отрывать от объекта еще и потому, что он всегда фигурирует (присутствует) в измененном преступлением отношении»[14].

В уголовно-правовой литературе высказывалось мнение, что самостоятельное изучение предмета преступления ничем не обусловлено, его исследование вызвано к жизни только одним обстоятельством – необходимостью более глубоко проникновения в суть объекта преступления. Например, Б.С. Никифоров признавал «…концепцию разделения объекта и предмета всего лишь необходимым этапом… по изучению и уяснению проблемы объекта преступления… при более глубоком исследовании объекта именно как общественного отношения проблема предмета преступления в ее нынешнем виде по существу снимается, потому что устраняется необходимость в самостоятельном исследовании предмета преступления как явления, лежащего за пределами объекта преступления и ведущего самостоятельное по отношению к нему существование»[15].

Вероятно, отождествление объекта и предмета преступления, подобная оценка значения последнего в составе преступления произошли, особенно в прошлом, как минимум по двум причинам: во-первых, из-за недостаточной разработанности теории уголовного права вообще и учения об объекте преступления в частности; во-вторых, из-за смысловой однозначности указанных терминов, выраженных словами-синонимами: объект означает предмет, а предмет, соответственно, объект[16]. С позднелатинского objectum переводится как предмет[17].

Между тем, как отмечал А.Н. Трайнин, «отождествление предмета преступления с его объектом неизбежно должно приводить к одному из следующих глубоко ошибочных утверждений: или объектом преступления оказываются товары спекулянта, одурманивающие вещества, взятки и т. п., или же все эти элементы состава оказываются без определенного места и значения в системе элементов состава преступления: это и не объект, и не предмет. Неустранимо встает вопрос: что же они собой представляют? Таким образом, противоречащее закону отождествление предмета преступления с его объектом, внося путаницу в понимание состава преступления и его элементов, отнюдь не может содействовать укреплению законности»[18].

В качестве самостоятельных уголовно-правовых явлений объект и предмет преступления в теории уголовного права начали признаваться с проникновением в науку нормативистской теории права. Первоначально контуры такого подхода были обрисованы Л.С. Белогриц-Котляревским: «…объектом преступления с формальной стороны является правопорядок государства. С материальной же стороны объектом преступления являются те жизненные блага или интересы, которые охраняются юридическими нормами»[19]. Таким образом, автор выделял объект преступления, понимаемый им как установленный в государстве правопорядок, и материальное выражение объекта, т. е. предмет преступления, в качестве которого выступали различного рода жизненные блага. При этом следует обратить внимание еще на одно обстоятельство. Л.С. Белогриц-Котляревский точно подметил двойственную социальную направленность любого преступного деяния: оно нарушает, с одной стороны, общее право (правопорядок), а с другой стороны – частное право (интересы конкретных лиц).

На указанную особенность обращал внимание и Н.Д. Сергеевский, который полагал, что «…возникает как бы двойственность объекта преступных деяний: во-первых, в качестве объекта представляется, ближайшим образом, непосредственный предмет посягательства, а затем, во-вторых, отвлеченный интерес всего общежития, нарушенный неисполнением соответствующего предписания закона. Только соединение обоих моментов образует понятие объекта и, вместе с тем, обосновывает собою состав преступного деяния: нарушение нормы закона невозможно без посягательства на конкретные блага или интересы…»[20].