Ленка резко подняла голову и протянула Иде перепачканные руки с грязными ногтями.
Ида приказала Ленке успокоиться, закрепить по диагонали угла ямы доску, которая валялась на дне, и забраться на неё. Минут через пять Ленкина голова и плечи уже торчали над земляным краем. Ида подала ей руку и аккуратно вытянула из ямы.
– Как тебя зовут? – спросила Ленка, даже не сказав «спасибо».
– Ида.
И Ленка тут же умчалась на урок.
После уроков Ленка скакала на одной ножке рядом с Идой, пока та шла к ожидавшей её гувернантке с водителем, и орала во всё горло:
– Идка – гнидка! Идка – гнидка!
Что такое «гнидка», Ида понятия не имела, но ей было до глубины души обидно, она чувствовала в этом слове какое-то омерзительное значение. Гувернантка отогнала Ленку, а дома рассказала тётке о случившемся. Тётка тут же позвонила нужному человеку, и Ленка на следующий день не пришла в школу. И вообще уже никогда в ней не появлялась. Куда она делась, Иде было безразлично, и она об этом ни у кого не интересовалась.
Потом правда была ещё несчастная любовь, уже в юности, но о ней повспоминать Ида не успела, потому что за окном забрезжил рассвет и в доме началось движение.
После раннего завтрака Дашу с Идой отправили в тайгу с тяжёлыми рюкзаками за плечами и двумя корзинами для клюквы. На головах у них были пчеловодческие маски. Ида с ними никогда не сталкивалась, видела пару раз на картинке в энциклопедии.
– Этот аксессуар зачем? – удивилась она.
– Хоть сысуар, хоть не сысуар, – передразнила её Даша. – Чё б мошка не жрала. Её там в тайге полно.
А ещё у Даши на плече висело гладкоствольное ружьё.
– Двенадцатикалибровка, с тяжёлой свинцовой пулей, – с гордостью сказала она, – Васька доверяет.
Иде это ни о чём не говорило.
– Ты мне лучше скажи, какие деревни вокруг есть? Как они называются? – наклонилась вперёд под тяжестью рюкзака Ида.
– Дык хрен его знает… мне никто не говорил, меня никуда и не пущают окромя тайги. А злеся я никого и не встречала ни разу.
Ида впервые в жизни шла в тайгу, она мечтала наконец-то очутиться подальше от серого барака, обдумать своё положение и посмотреть, может быть, из тайги найдётся какой-то выход, через который можно будет сбежать. Не замечая дороги, Ида споткнулась об торчащий из земли корень сосны и упала. Корзина выкатилась из рук, тяжёлый рюкзак завалил на бок.
– Ты чё под ноги не смотришь, девчуля? Думаешь, как утекать? – слово угадав её мысли, спросила Даша. – Не думай, не уйдёшь. Небось в тайге на медведя набредёшь, сожрёт сразу, а здеся ничё, Наташка кормит, правда злая бывает, стерва, ну и так ничё, лучше, чем по тайге пулькать. Там хорошо, где нас нет.
– Ты-то как сюда попала? – встала с трудом Ида, отряхивалась от налипшего мха.
– Как-как? Сама не знамо как. Ты фильм смотрела про руку с бриллиантами? Вот и я так: упала, очухалась, гипс. Я ж бомжиха бывшая. Ночью шаталась по городу, бухнула немного перед этим, с кем не бывает, кто-то по башке дал, очухалась уже здеся.
– Да они преступники, их в тюрьму надо, – возмутилась Ида.
– В тюрьму, не в тюрьму, никто их не засадит, у них и искать нас не будут. Ты поди-кась одна жила, и я одна, кто нас вспомнит?
– Чернышевский больше двадцати лет отбывал наказание только за политические убеждения, а этих за кражу людей никто не сажает, если бы не этот чёрный, я бы дома жила.
– Хоть чёрный, хоть не чёрный, ты с ума-то не сходи, по башке крепко поди-кась дали, каких-то зеков вспоминает.
– Я не про зеков, Даша, про порядочных людей.
– А чё он человек с большой буквы? Сымаю шляпу тогда, – шаркнула сапогом по траве та.
– Откуда ты столько фразеологизмов знаешь, Дарья?
– А это чё? – не поняла та. – У меня же ума палата, – засмеялась она, три раза постучав костяшками пальцев сначала по своей голове, а потом об ствол сосны.
Ида улыбнулась, замолчала и стала оглядывать местность. Вокруг была тёмная непроницаемая тайга. Ида раньше думала, что в тайге всё идеально: трава, цветы, птицы, но теперь она увидела всю неприятность таёжных зарослей. Ноги в резиновых сапогах наполовину погружались в мягкий противный мох или скользили по упругой хвое. Постоянно приходилось перешагивать через сломанные кусты и поваленные сухие деревья. Еловые лапы били по лицу. Рюкзак давил плечи. Небо разорванными синими клочьями проскальзывало сквозь густые вершины сосен и пихт.
– Когда это только закончится? А ещё и назад идти, – в отчаянии морщилась от боли Ида.
– Гляди-кась, вона оно, болото! – указала вперёд Даша. – Завтра иль послезавтра к нему вернёмся, как масть пойдёт, а щас дальше, ещё километра три, не ной.
– Мы ещё и ночевать здесь будем? – ужаснулась Ида.
– А ты думала, что мы в бирюльки пришли сюда играть? – улыбнулась Даша жёлтыми зубами от бодровского самосада.
Наконец, тайга расступилась. Ида увидела небольшую расчищенную от кустарника и мха поляну, на которой стояла невысокая избушка с одним окном. Даша уверенно распахнула дверь и скинула рюкзак на затоптанный, никогда не крашенный пол, сколоченный из грубых неотёсанных досок.
– Кидай, – скомандовала она Иде.