Предназначение быть мамой

Сейчас я понимаю, что на самом деле он просто хотел получить свою маму. И все. Ему нужна была я, а я не готова была отдаться ему целиком хотя бы на какое-то время. Я жутко уставала, хотя все могло бы быть проще. Если бы я спала вместе с ним, мы бы оба высыпались. Если бы я лежала с ним, а не бегала как ужаленная, мы бы оба чувствовали себя комфортнее. Если бы я не таскала его на мороз, не тратила силы на спуск и подъем коляски из квартиры на улицу и обратно или хотя бы гуляла с ним в слинге, все могло бы быть иначе и в плане мобильности, и в плане нашего общего настроения.

Мне стыдно признаваться в том, что меня раздражали его капризы, его ранние вставания, колики, зубы, болезни. Я испытывала грусть и печаль, но себя мне было жалко гораздо больше, чем его. Я не была матерью. Я была женщиной с ребенком. Это большая разница. Да и была ли я женщиной?

Мое нежелание меняться приводило к усугублению ситуаций по всем фронтам. И со здоровьем: я постоянно болела вместе с сыном. И в отношениях: мы едва не развелись с мужем, я уже даже уехала с ребенком к маме на неделю и собиралась «покончить с этим». И в финансах: мы жили вообще непонятно на какие средства и едва сводили концы с концами.

После переезда в Петербург, когда сыну было почти полтора, мы пригласили няню к Данилке. Сперва на несколько часов: она утром гуляла с ним, потом приходила домой — кормила и укладывала спать. Я в это время работала вне дома и возвращалась к уже спящему малышу. Мне стало чуть легче. Ладно, признаюсь честно: не чуть-чуть. Мне стало гораздо легче! И понемногу ко мне начала возвращаться прежняя жизнь и свобода. Настолько, что я решила выйти на работу на полный день.

Ребенка в тот момент жизни я не видела вообще. Утром я быстро отдавала его няне, с работы выходила часов в шесть, забирала сына у нее, привозила домой и укладывала спать. Сначала я была опьянена свободой. В обед хожу, куда хочу! Снова ношу каблуки! Снова ни от кого не завишу! Но внутри меня глодал какой-то червяк…

Ребенок вечером практически «сидел» на мне, никак не хотел засыпать, утром плакал, когда я уходила. Я совсем его не видела. Но, что еще страшнее, я перестала его ощущать. Мои чувства к нему не стали ярче и крепче. Наоборот. Мы отдалялись друг от друга…

Я не прошла экзамен материнства. Когда через три месяца я уволилась с работы и мы снова остались дома вдвоем с сыном, я была в ужасе. В ужасе, что совершенно его не знаю. Его новых привычек в еде: он отказывался есть то, что ел раньше. Его пристрастий на улице. В игрушках. В книгах. Ему было полтора года, но он был как будто совершенно чужой для меня человек.

Мы стали заново узнавать друг друга. Честно скажу, мне было очень тяжело. Нам обоим очень трудно давалось это знакомство. Тогда я еще не понимала, что у ребенка есть особенности, с которыми нужно работать. Мне казалось, что он просто хочет свести меня с ума. Истерики, капризы… Что это было, спрашивала я себя: кризис двух лет? Последствия моей работы и разлуки со мной? Нюансы его психики?

Трансформация была долгой и трудной. В три года мы узнали об особенностях развития Даньки, на которые раньше не обращали внимания. Не зная о том, как должны развиваться дети, я не могла увидеть и заметить те моменты, когда что-то шло не так. Не имея опыта, я многое списывала на «книжные» кризисы. А многие «специалисты» обещали, что он скоро перерастет все это, вот-вот заговорит.

Постепенно осознавая, что происходит с ребенком, я стала меняться: мне пришлось это сделать. Это было непросто. Но я училась чувствовать его, слышать, понимать. Я даже ходила к психологам, но это не особо помогало. И только когда в мои руки попали ведические лекции, я смогла понять причины происходящего в нашей семье. Увидеть свой эгоизм, свои материнские промахи и провалы. А главное — принять, что материнство — это тоже работа. Особая работа, не менее важная и сложная, чем любая другая.

Потом у нас родился второй сын, Матвей, и, воспитывая его, я многое стала проживать заново. Осталась «на второй год» в первом классе. И снова ощущала раздражение от бессонных ночей, хотя уже и в меньшей степени. Я снова стала менее мобильной, ведь с одним четырехлетним ребенком можно уже много чего себе позволить. Даже если ребенок особенный. А вот с двумя, один из которых грудной, а второй особенный, — уже трудно.