Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Варыньский решил дать открытый бой. Малый был отправлен к Яну Пашке с вызовом: явиться в воскресенье в Александровский парк со своими кружками, там будем спорить о социализме и партии.

Генрык нашел Яна Пашке, тот выслушал, не испугался.

— Придем!

В воскресенье Длинный и Малый отправились пешком на Прагу. На мосту Людвик остановился, указал рукою в сторону пристани.

— Шесть лет назад вот здесь начинался первый кружок польских социалистов. А сейчас у нас — партия!

Сказал он это просто, но с гордостью. Дулемба внезапно увидел Людвика другими глазами: он сильно возмужал за эти шесть лет. Пожалуй, сейчас он выглядит старше своих двадцати шести. Спокойные ясные глаза, волнистые длинные волосы, очки… Борода уже не топорщится, как тогда, в молодости…

Генрык сжал в кармане револьвер: мимо прошел подозрительный тип, похожий на филера; порыскал по ним глазками.

Место сходки выбрали далеко, чуть ли не под железнодорожным мостом. Вокруг не было ни души. «Солидарность» ждала в полном составе: Ян Пашке, студент Людвик Савицкий и десятка два рабочих — члены кружков. В стороне ожидали своих руководителей рабочие-пролетариатцы.

— Привет, друзья! Начнем сходку, — поздоровался Варыньский, усаживаясь на траву.

Генрык поймал себя на мысли, что все рабочие — и свои, и Пухевича — восприняли Людвика как главного, как человека, который имеет моральное право руководить.

Вперед вышел Пашке и начал излагать основы партии «Солидарность». Генрык улегся спиною на траву, покусывая травинку, глаза сами собою стали слипаться… Варыньский толкнул его:

— Не спи! Подумают — нарочно…

— Скучно, Длинный, — виновато отозвался Дулемба.

Все это уже слышано было сто раз: умеренность, осторожность, легальность, никакой борьбы с правительством, иначе — Сибирь…

Савицкий затронул вопрос о терроре. Сказал, что «Солидарность» допускает запугивание предателей и провокаторов.

— Так они и испугались… — пробормотал Генрык.

Людвик не выдержал, вскочил — высокий, стройный, — легко прошелся перед сидящими на откосе берега рабочими.

— Складно пан Савицкий говорит?

Рабочие закивали.

— Согласны с ним?

Кое-кто пожал плечами, кто-то опустил глаза, остальные так же дружно кивнули.

— Если бы у вас было больше логики в голове, то не стали бы кивать. Пухевич вас обманывает. Не мы властей, а власти нас должны бояться. Будем сидеть, как мышь под метлой, — тогда беда!..

Дулемба расплылся в улыбке: мышь под метлой!.. Сразу вспомнил Профессора с его маленькими, узко посаженными глазками под пенсне, тонкий скрипучий голосок…

…Рабочие расходились, тихо переговариваясь. Генрык заметил, что Варыньский произвел на них впечатление, но сразу сдаваться не хотелось. Савицкий и Пашке, обменявшись рукопожатиями с оппонентами, скрылись среди деревьев.

— Ничего, рабочий задним умом крепок, — сказал Людвик. — Подумают, обмозгуют — придут к нам…

— Пухевич гимназистов вербует, сопляков. Помнишь Хелену Кон по «делу ста тридцати семи»? — спросил Дулемба.

— А как же? И ее помню, и Паулину — ее мать. Она хорошо нам помогала, — отозвался Людвик, всматриваясь куда-то вдаль.

— Сын ее Феликс — у Пухевича в «Солидарности». И его приятель Пацановский.

— Мальчишки… Ничего… — рассеянно проговорил Людвик и вдруг, выхватив из кармана белый платок, принялся размахивать им над головою.

— Длинный, ты перед кем капитулируешь? — удивился Генрык.

Он посмотрел в ту сторону, куда направлен был взгляд Варыньского. По берегу приближалась к ним девичья фигурка в голубом платье с отложным воротничком. Дулемба узнал Янечку.

— Пшепрашам, Длинный. Я удаляюсь, — галантно произнес он.

— Перестань, Генрык! У нас деловое свидание, — рассердился Варыньский.

— Я тоже удаляюсь по делам, — Дулемба склонил голову и, резко повернувшись, исчез в кустах. Варыньский только рассмеялся вслед ему и поспешил навстречу Александре Ентыс.

Дулемба же никуда не ушел, но, засунув руку в карман и обхватив пальцами рукоять револьвера, крадучись за кустами, последовал за Людвиком, ибо вождя партии надобно охранять даже при деловых встречах с молодыми пани, не так ли, Генрык?..

Постскриптум

Дулемба будет арестован через полгода, предстанет вместе с товарищами перед военным судом и получит по его приговору тринадцать лет каторжных работ.

Он пройдет через Карийскую каторжную тюрьму в Забайкалье и многолетнее поселение в Якутии; лишь в 1908 году возвратится на родину и умрет там через пять лет.

Глава четырнадцатая ЯНЕЧКА

Октябрь 1883 года