Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000

Конечно, перестройка была порождена не только осязаемыми экономическими показателями, но и психологией соперничества двух систем[19]. Часть советской элиты испытывала панику по поводу опережающего развития Запада и считала унизительным растущее отставание СССР. К тому же налицо были безошибочные признаки разложения внутри самой элиты. В 1970-е и в начале 1980-х годов очень многие представители советской элиты смогли побывать на Западе, откуда и циники, и патриоты возвращались нагруженными стереосистемами, видеомагнитофонами, модной одеждой и другими потребительскими дарами. Наиболее привилегированным функционерам подобные товары негласно поставлялись напрямую, а их дети — следующее поколение руководителей страны — отправлялись в вызывавшие зависть сверстников долгосрочные командировки за рубеж в не слишком социалистическом качестве внешнеторговых представителей. Многие должности, превратившиеся в способ наживы, продавались тому, кто больше даст. В 1982 году один из перебежчиков на Запад издевательски назвал СССР «страной клептократов»[20]. Циничное безразличие в сочетании с потерей веры проникли очень глубоко, и это пугало тех, кто остался верен социалистическим ценностям, больше всего.

Социалистический идеализм

Как диктатура, в которой к тому же нет ни дисциплинирующего эффекта частной собственности, ни требуемой рынком сильной судебной системы, может контролировать умножающиеся ряды своих чиновников? После смерти Сталина массовый террор уже не был в ходу (впрочем, он никогда полностью не предотвращал злоупотреблений). В последующие десятилетия советские лидеры продолжали попытки обуздать растущие аппетиты элиты. Хрущев полагался в этом на создание клиентских сетей и подумывал об ограничении срока занятия партийных должностей, однако был отправлен в отставку. Брежнев также поощрял клиентелизм, сталкивая друг с другом постоянно растущие неформальные кланы, однако он же окончательно утвердил приоритет постсталинской доктрины «стабильности кадров», что было равносильно приглашению к злоупотреблениям. Андропов начал кампанию по «усилению дисциплины», в ходе которой были вынесены десятки смертных приговоров по делам о взяточничестве и злоупотреблении служебным положением. Однако подавляющее большинство должностных преступлений так и осталось безнаказанным. Да и могло ли быть иначе? Система не только потворствовала нарушению законов и правил при выполнении управленческих задач, но и прямо поощряла их. Решать же, какие из этих нарушений, в какой степени и в каких обстоятельствах допустимы, можно было только произвольно. Если бы наказывался каждый проступок, почти все советское чиновничество пришлось бы расстрелять или посадить[21].

Все это, конечно, было хорошо известно партийным руководителям, но не мешало многим из них сохранять искреннюю веру в возможности социализма и самой партии. Главным объектом перестройки на самом деле была вовсе не экономика, а именно партия. Одновременно она стала и инструментом перестройки. И сам Горбачев, и его единомышленники — чиновники и советники из научных кругов — были прекрасно осведомлены о глубоких переменах, произошедших на Западе, и об исторической развилке в мировой экономике, бравшей свое начало в 1970-х (они называли ее научно-технической революцией). Однако свою страну они по-прежнему вписывали в совершенно иную цепь исторических событий, ключевыми из которых были Октябрьская революция 1917-го, смерть Ленина в 1924-м и последовавшая за ней «узурпация» власти Сталиным, начало хрущевского реформирования социализма в 1956-м, отставка Хрущева в 1964-м и подавление «пражской весны» в 1968-м, которое растоптало, но не уничтожило мечту о социализме с человеческим лицом. И в решении начать перестройку, и, что еще важнее, в том, какую форму она приняла, проявилось не только соперничество сверхдержав, но и глубокое желание осуществить социалистические идеи, возродить партию и вернуться к воображаемым идеалам Октября.

По тонкой иронии судьбы, очень ригидные политические и экономические структуры были до основания потрясены именно коммунистической идеологией, которая ошибочно считалась самой ригидной структурой в Советском Союзе. Марксизм-ленинизм, претерпев при новом поколении партийных руководителей удивительную метаморфозу, вдруг стал источником необычайного, хотя и разрушительного динамизма. Перестройка, оказавшаяся последней попыткой мобилизации партии, была запущена не холодным расчетом и не стала попыткой достойно выбраться из тяжелого положения. В ее основе лежала романтическая мечта.

Глава 2. Воскрешение мечты