Подобную эволюцию можно было наблюдать и на Украине. Накануне своего избрания председателем Верховной рады Украины в середине 1990 года Леонид Кравчук объявил о своей поддержке нового союзного договора, отметив, что «оказаться вне Советского Союза — значит потерять очень многое, если не все». Однако уже к осени, после начала голодовки выступавших за независимость Украины студентов (ссылки на которую помогли отправить в отставку некомпетентное украинское правительство) Кравчук начал заявлять, что любые связи с Москвой должны соответствовать декларации о суверенитете Украины. А в ноябре 1990-го было заключено двустороннее российско-украинское соглашение, согласно которому две республики признавали взаимный суверенитет. Когда весной 1991-го началось обсуждение второго варианта союзного договора, Кравчук, нацелившийся на участие в кампании по избранию первого президента Украины, полностью отверг его. И чем более успешно он эксплуатировал националистические лозунги в борьбе за голоса с маленькими, но активными националистическими группами, тем больше сплачивалась вокруг него озабоченная собственным выживанием украинская элита[102].
То, что распад Союза стал «национальным по форме и оппортунистическим по содержанию», было столь же очевидно и в Казахстане. В июне 1989-го Нурсултан Назарбаев стал первым секретарем компартии Казахстана, а в апреле 1990-го был избран председателем республиканского Верховного совета. В конце этого года он получил предложение выдвинуть свою кандидатуру на пост вице-президента СССР, но взял самоотвод. Назарбаев и поддерживавшая его часть казахстанской элиты использовали национализм для консолидации власти в республике, хотя даже во время своей кампании по выборам на пост первого президента Казахстана в конце 1991-го он высказывался против полной независимости. Действительно, глубокие проблемы, созданные развалом плановой экономики и растущей несостоятельностью союзных министерств, заставляли республиканские элиты, несмотря на все их сопротивление, брать на себя все большую ответственность за борьбу с экономическим кризисом, работу коммуникаций, таможен и многое другое. Однако «вплоть до последнего момента, — согласно выводу одного исследователя, — почти все среднеазиатские руководители надеялись, что Союз сохранится, хотя бы и в новом обличье»[103].
Таким образом, роковым для судьбы СССР стал не национализм как таковой, а структура государства (15 национальных республик) — прежде всего потому, что ничего не было сделано, чтобы помешать использовать саму структуру Союза для ослабления центра. «Реформы» включали в себя намеренное перераспределение власти в пользу республик, но этот процесс был непреднамеренно радикализирован решением не препятствовать распаду Варшавского блока в 1989-м и выступлением России против Союза. Но даже несмотря на все эти факторы, распад Союза не был неизбежным. В Индии в 1980–1990-х годах во имя сохранения целостности государства от рук центральных властей погибли многие тысячи сепаратистов, но на демократическую репутацию страны это почти — или совсем — не повлияло[104]. Индийское правительство постоянно и недвусмысленно давало понять, что некую черту нельзя переступать, и без колебаний использовало силу против тех сепаратистских движений, которые игнорировали эти сигналы. Советское руководство при Горбачеве не только не смогло провести такую черту, но и само непреднамеренно способствовало распространению национализма. Нерешительное и ничего не решающее пролитие крови в Грузии в 1989 году и в Литве в начале 1991-го стало прекрасным оружием в руках сепаратистов, помогая им привлекать на свою сторону тех, кто все еще сомневался, и при этом ставило Москву в положение обороняющейся стороны, деморализуя КГБ и армию.