Читаем Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 полностью

Столь точные и жесткие выводы Путина перекликались с критикой, адресованной ему как коммунистами, так и либералами[192]. Они били точно в цель, учитывая геополитические расчеты, которыми руководствовался Кремль. С объемом ВВП, достигшим в 2008 году 1,7 триллиона долларов (против 200 миллиардов при Ельцине), Россия даже номинально вошла в число десяти крупнейших экономик мира, опередив Южную Корею, а по паритету покупательной способности приблизившись к 6-му номеру в списке — Великобритании. Национальный доход на душу населения вырос в России в четыре раза, достигнув 7 тысяч долларов. Эта цифра была вдвое больше, чем на Украине, но составляла лишь 40 % от аналогичного показателя Южной Кореи и всего 15 % — Великобритании. В 2008 году новой российской мантрой неожиданно стал лозунг «инвестиции, инфраструктура, инновации» (добавим четвертое «и» — институты).

Как и путинский, президентский срок Медведева мог бы дать толчок структурным реформам. Но в отличие от Путина, Медведев не мог противопоставлять свое правление 1990-м годам. Правда, такой возможности уже не было и у самого Путина. Именно из-за экономического рывка 2000-х Кремль оказался в 2008-м перед лицом выросших амбиций и ожиданий нации. Главной задачей для России стало переориентировать модернизацию с быстрого валового экономического роста, основанного на восстановлении после предшествовавшего провала, на высокие жизненные стандарты, которых смогли достичь лишь очень немногие страны. Для этого Россия нуждалась в том, что отличало все наиболее производительные и высокотехнологичные страны, — в хорошем управлении, то есть в том, чего у нее никогда не было.

В день инаугурации нового президента оба лидера, конечно, пообещали продолжить прежний курс, однако и тот и другой при этом фактически уже говорили о том, как вывести страну на новый уровень. Речь шла о превращении России в более инновационную, предприимчивую страну с помощью крупных инвестиций в человеческий капитал, прежде всего в образование, ключевой императив глобализации. Говорилось также об улучшении условий для частного бизнеса и о более действенной борьбе с коррупцией (что в России всегда рисковало превратиться в сведение политических и экономических счетов). Наконец, их программа включала туманное положение о необходимости потратить более триллиона долларов на новую инфраструктуру — ту задачу, которая могла превратиться в колоссальное расточительство средств и даже в хорошо управляемом государстве потребовала бы для своего разумного воплощения максимума усилий.

В противоположность путинской эксплуатации конституционализма для усиления исполнительной власти[193] Медведев говорил о правовом государстве в европейском стиле, предполагающем защиту прав личности и ограничение исполнительной власти. Эта цель продолжала быть очень далекой от реализации, хотя вероятность реформ, направленных на усиление правового поля, оставалась большой — ведь они стали идеей, с которой Медведев связал свое имя, и возможным источником построения его собственной патронажной сети. Может ли закон в России стать инструментом защиты граждан, а не чиновников? В определенной степени он им был, хотя это было не очень заметно. При Путине были введены новые мировые суды, снявшие часть бремени с перегруженных районных судов и предлагавшие ускоренное и недорогое правосудие по различным несложным делам — от разводов и алиментов до споров по поводу налогов и оплаты труда, а также мелким уголовным делам (например, связанным с нарушениями прав потребителей)[194]. На вершине же судебной вертикали более действенным, чем ожидалось, оказался Конституционный суд[195]. В целом российские суды являли собой противоречивую картину. С одной стороны, они были в числе институтов, воспринимаемых людьми как наиболее коррумпированные. Часто бывающий циничным, Путин не стеснялся резко высказываться по поводу судей даже после того, как увеличил на 40 % их зарплату. СМИ изображали типичного судью-взяточника на БМВ с часами за 50 тысяч долларов. Однако большинство судей вели достаточно скромный образ жизни, подвергаясь давлению со стороны своего руководства, которое и получало львиную долю незаконных доходов[196]. С другой же стороны, российские суды решали все большее количество дел, что отражало растущий общественный спрос на правосудие[197].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука