На один короткий миг мир вокруг меня останавливается и разлетается на части. Бьются окна, разрушаются здания, кричат люди, тонущие в наступающем море, и каким-то чудом, я все еще слышу Герберта, жужжащего неподалеку.
— Что?
— Мэри, ты все еще на попечении штата, а это означает, что и твой ребенок теперь принадлежит государству. За нами с Винтерсом остается последнее слово, касательно судьбы этого младенца. И принимая во внимание твое преступление... мы не можем с чистой совестью подвергнуть еще чью-то жизнь опасности.
Воздух покидает мои легкие, к лицу приливает жар, по всему телу разбегаются мурашки. Мое дитя, моя Алисса, они хотят отнять ее у меня?
— Ты не можешь держать своего ребенка в заключении, — говорит Винтерс.
В заключении или в групповом доме? Один черт. Но я ничего не сделала. И была прилежна! Поэтому меня и выпустили, так же?
— Но я... я была...
— Итак, мы не можем заставить тебя сделать что-либо против твоей воли, — говорит Мисс Кармен. — Если хочешь прервать беременность, мы это устроим. Но если хочешь оставить ребенка, то нам придется отдать его на усыновление.
Я все еще не могу дышать. Кажется, мои легкие годами не поглощали кислород. У меня кружится голова. Нечто уродливое, скрытое в глубинах моего подсознания грозит вырваться наружу. Я не могу больше держать это в себе. Как мне остановить его, прежде чем станет слишком поздно?
— Ну, Мэри? Твое решение? — спрашивает Мисс Кармен.
Я открываю рот, но не издаю ни звука. Мои легкие вот-вот лопнут, меня трясет.
— Что такое, Мэри? Давай громче.
Мое лицо горит и от этого у меня начинает болеть голова, головокружение усиливается. Моя малышка не может остаться со мной? Все это из-за Алиссы? Но мама говорила... черт, я должна им признаться? Нет, слишком поздно. Ты не можешь этого сделать! Но это МОЙ ребенок. Это наш с Тедом ребенок, НЕ их. Они не имеют права. Это несправедливо. Я невиновна.
— Я не делала этого.
— Не делала чего? — рявкает Винтерс.
Платину прорывает, и я понимаю, какого это, снова испытывать эмоции. Горячие слезы стекают вниз по моему лицу, точно из протекающего крана. Я плачу. Я никогда не плачу. Все то, что многие годы скрывала в себе, всплывает наружу, и впервые за долгое время произношу вслух ее имя.
— Я не убивала Алиссу.
— Естественно, — усмехается Винтерс.
Никто не двигается с места, все молчат, но на их лицах написано одно: они мне не верят.
— Мэри, не извинишь нас? Я хочу поговорить с мисс Штейн и Винтерсом наедине, — говорит Мисс Кармен.
Я все еще не чувствую ног, но каким-то образом встаю и выхожу из комнаты. Каждый вздох вырывается с хрипом. Останавливаюсь в прихожей и прислушиваюсь.
— Что за гребанный бардак здесь творится? — говорит Винтерс.
— Эта девка с самого начала была проблемной! Я говорила вам, что рано или поздно это животное вырвется из клетки, — огрызается мисс Штейн.
— Ты должна была за ней присматривать! — орет он.
— Не надо учить меня делать мою же работу! Ты не думаешь, что я знаю...
— Угомонитесь, — отрезает мисс Кармен. — Никто тебя не винит!
— И что нам делать? — спрашивает Винтерс. — Очевидно, я должен доложить об этом.
— Ты не можешь заставить ее сделать аборт? — говорит мисс Штейн.
— Она не похожа на остальных, Джуди. Она не тупая, — смеется Винтерс.
— Что на счет ребенка? — спрашивает мисс Штейн.
— Что на счет него? Ты слышала, что я сказала, — усмехается мисс Кармен.
— Но ты же не можешь просто взять и отнять у кого-то ребенка, так же? — спрашивает мисс Шейн.
Мисс Кармен хихикает, как злобная ведьма.
— С ее личным делом и отсутствием родительских прав, она передаст этого ребенка прямиком в руки службы по защите детей. Я об этом позабочусь.