Предположительно

Бедная мисс Даун. Жаль, что у нее оказалась такая дурная мелочь. Люди всегда обвиняют родителей, но мисс Даун — самый добродушный человек на свете. Она и мухи не обидела бы.

В детской тюрьме была такая девушка, ее звали Ариэль, как Русалочку. Она была самым умным человеком из всех местных обитателей. Очень маленькая, но очень беременная. Как только она стала слишком гигантской для прогулок, ее поселили в мою камеру, для безопасности. Но, как только у нее отошли воды, ее безопасность перестала стоить и ломаного гроша. Она лежала на цементном полу, кричала и часами умоляла о помощи. Я смотрела, как оно раздирало ее на части на полу, покрытом липкой водой и кровью. На всю камеру стоял этот забавный металлический запах. Охранникам не было до нее дела. Они выбрали удачное время, чтобы выпустить ее. Она закончила родами в лазарете, будучи прикованной наручниками к кушетке. Сразу после этого, ребенка у нее забрали, а она вернулась в свою камеру, где рыдала неделями напролет.

— Они не имели права делать этого, — говорила она. — Они не имели права вот так отнимать его у меня. У меня даже не было шанса взять его на руки! — но это было самой жуткой частью. Они МОГЛИ сделать это. Они могли делать все, что им вздумается.

Итак, два часа дня, воскресенье, делаю то, чего не делала никогда прежде. Я жду прихода мамы.

Герберт кругами летает вокруг моей головы, немного медленнее, чем обычно. Может, он стареет. Я без понятия, сколько ему лет, но Герберт все еще жив. С ним все будет хорошо. С нами все будет хорошо.

В 14:35 слышу, как мисс Риба здоровается с мамой при входе. Она проверяет ее сумки на наличие оружия или наркотиков и проводит ее в комнату.

— Малышка! Какой сюрприз!

Мне нужно действовать быстро. У меня всего пятнадцать минут до того, как она испарится.

— Привет, мамочка!

Я несусь в ее объятия, почти сметая ее с ног.

— Божечки! Кто это в тебя вселился?

Она отступает и поправляет свое платье. Сегодня ее церковное одеяние насыщенного голубого цвета с черными оборками и черной шляпкой. Ее уродливая зеленая библия совершенно не подходит сюда, но она никогда не перестанет ее носить. Она досталась ей от матери. Я тяну ее к дивану и усаживаю на него.

— Мам, ты меня любишь?

— Ну, конечно же, люблю, малышка. Ты знаешь об этом.

— Значит, мам, прости, но время пришло. Ты должна рассказать правду.

— Правду о чем, милая?

— Правду о том, что случилось с Алиссой.

Она моргает, улыбка улетучивается с ее лица. Открывает свою крокодиловую сумочку и достает тюбик лосьона для рук. Он такой густой, такой белый, что напоминает глазурь. Кожа ее всегда грубая и сухая. Она может голыми руками достать пирог из печи, не дрогнув.

— Я... я не понимаю, о чем ты.

— Ты понимаешь. Ночь, когда умерла Алисса. Ты должна рассказать им...о своем плане. Я так больше не могу.

— Что ты имеешь в виду?

— Мамочка... я беременна.

Она моргает. Я вижу в ней чистой воды смущение. Это нехорошо. Напряженная, с маской строгости на лице, она встает и направляется к окну, прямиком к солнцу.

— Они отберут у меня ребенка, если ты не расскажешь им правду!

Ничего. Она уже где-то далеко. Она не может уйти. Она нужна мне здесь.

— Мамочка, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Ничего. Эта женщина застыла, но мое сердце не может вынести этого мучительного ожидания. Затем, не говоря ни слова, она берет свою сумочку и идет к двери. Будто ничего не произошло.

— Нет, мама, стой!

Я вскакиваю, хватая ее за рукав, и тяну назад. Она разворачивается и молниеносно одаривает меня пощечиной. Жирный лосьон, подобно маслу, оставляет свой след на моей пылающей щеке.

— А теперь, послушай меня, маленькая паршивка, — в бешенстве говорит она, тыча пальцем мне в лицо. — Знаю, что в тебя вселился дьявол и вынудил убить ту малютку, но я не растила шлюху! Ты должна была думать головой, а не раздвигать ноги перед каким-то парнем!

В меня вселился дьявол? Она свихнулась. Окончательно свихнулась.

— А сейчас мне пора. Ты меня очень разочаровала. Мое давление, должно быть, подскочило до небес. Мистер Уортингтон будет волноваться.

Я снова тяну ее за рукав, пытаясь удержать.

— Мамочка, не поступай так со мной! Я сделала для тебя достаточно. Ты должна!

— Не могу ничего поделать! Я не сделала ничего плохого. Тебе придется научиться отвечать за последствия своих действий, дорогуша!

Она взрывается, в глазах ее пылает злоба. Затем, она хватает один из журналов для посетителей, скручивает его и, прежде чем я успеваю остановить ее... ШЛЕП! Герберт превращается в пятно, прилипшее к стене, с едва различимыми ножками и крыльями. Мое сердце уходит в пятки.

— Надоедливая мелочь, — бормочет она, отбрасывая журнал.

С этими словами, она поправляет свою шляпку и вылетает из комнаты. Все, что я могу, это смотреть, отвечать за последствия того, что я дала ей уйти. Опять.

4 глава