«Какого черта? – подумал Арсений. – Какого черта она набивается?»
А потом вдруг возникла дрянная мыслишка: «А почему бы, собственно, нет? Почему бы не доказать Настюхе: свет клином на ней не сошелся? Почему бы и не Милка?.. Наконец-то. Раз она сама набивается!»
– Ну, пиши… – ухмыльнулся он. Продиктовал адрес. Объяснить Милене, как дойти от метро, было выше его сил.
– Ну ладно. Жди, – пропела Милка. – Часиков в восемь к тебе приеду. Расскажу тебе кое-что.
– А щас…
– Что?
– Времени сколько? – прохрипел он.
Она расхохоталась.
– А день какой, помнишь?
Честно говоря, он и дня-то не помнил. Что февраль, помнил точно. Где-то конец февраля. А может, уже и март наступил?
– Сейчас четверть шестого, – смилостивилась наконец Милка. – Если тебе интересно, вечера. То есть семнадцать пятнадцать. А в восемь, или в двадцать ноль-ноль, я буду у тебя. Запомнил? Запиши, а то забудешь!..
И она расхохоталась и положила трубку.
НАСТЯ
У Насти был секретный телефон медцентра – этого несчастного «Катран-меда». Его никогда не давали никаким больным и родственникам. По нему всегда отвечали или Сеня, или его верный партнер Ваня Тау.
Сенька не появлялся там вот уже целую неделю. Его молчание ее всерьез задело. Она ушла от него, а ему как будто того и надо. Даже перестал интересоваться, как они там с Николенькой. А вдруг им нужно что? Или они заболели?..
Конечно, Настя понимала: во время последнего разговора с ним она была не права. Наговорила сгоряча лишку.
Много лишнего она наговорила. Но ведь он-то сам!.. Он-то еще более не прав! И теперь… Теперь он мог бы… Нет, конечно, не извиниться – этого от Сеньки не дождешься, слишком гордый! – но хотя бы сделать какие-то шаги навстречу…
«А может, с Арсением случилось что?» – думала Настя. Заболел? Или обиделся на нее настолько сильно, что решил порвать с ней совсем? Без всяких дополнительных объяснений, ссор, выяснения отношений?..
При мысли, что она, быть может, никогда в жизни больше не увидит Арсения, Настя почувствовала дурноту.
«Нет!! Я не могу так просто с ним расстаться! Не могу!»
…Настя засиделась в издательстве. Корпела над очередной рукописью. Все коллеги давно ушли. Уехал и босс – Андрей Иванович.
Она решительно придвинула к себе телефон.
«Наверняка Сенька на работе, – подумала она. – У него ведь там, в «Катран-меде», неприятности. Да еще какие!.. А я-то, я!.. – стала она вдруг корить саму себя. – Мало того, что ничем ему в сложный момент не помогла, даже добрым словом не поддержала!.. Наоборот, постаралась еще сильней его унизить. Да что там унизить – растоптать!.. Бедный мой Сенька!.. – запоздало пожалела она. – Но и он-то тоже хорош! С его вечными пьянками, с постоянным домашним недовольством, выяснением, блин, каких-то отношений!.. Как будто он не понимает, дурак, что я люблю (и любила!) – только его!..»
Телефон медцентра – пусть даже секретный – долго был занят.
Настя набирала номер раз, другой, третий…
«Наверное, больные все-таки номер прознали… Или Сенька кому-то названивает… Кому-нибудь из чиновников… Пытается свой кооператив спасти…»
Наконец, раза с десятого, ей ответили. Недовольный мужской голос буркнул:
– Алло!
Голос был не Сенькин. Не сразу, но Настя узнала его: это был Ваня Тау. Она лично с ним незнакома, но по телефону говорила много раз.
– Арсения можно? – спросила она и сама подивилась, как искательно, несмело прозвучал ее голос.
– А кто это говорит? – резко бросил Тау.
– Это… Это его… – Настя на секунду задумалась: может ли она, тем более сейчас, именоваться Сениной женой, и поправилась: – Это звонит Настя.
В ответ хмыкнули:
– Ах, это Настя!.. – В голосе Тау Насте послышалась то ли насмешка, то ли презрение. А затем он с затаенным торжеством отрезал: – Арсения нет.
– А где он?
– Да ведь он же болеет, – хмыкнул Тау. – Я думал, он дома. С вами.
– Спасибо, – пробормотала Настя и во избежание каких бы то ни было расспросов повесила трубку.
И тут же, не раздумывая, набрала их домашний номер.
АРСЕНИЙ
После звонка Милки Сене больше всего хотелось закрыть дверь на засов, отключить телефон и опять плюхнуться в постель. Голова была пустой и тяжелой, как немытый котел из-под тюремной перловки.
Однако он сделал над собой усилие – отправился в ванную.
Залез в душ. Под струями воды – горячей, холодной, потом обжигающе горячей, затем пронзительно холодной – стал смывать с себя пот и похмелье.
Приходил в чувство. Мылил и драил себя мочалкой. Оглаживая свое тело – несмотря на полное отсутствие спорта в его жизни, крепкое, мускулистое, – думал: «Да и черт с ней, с Настей!.. Ушла – так ушла. Тоже мне, цаца. Проживу и без нее. Раз она такая наглая и гордая… Мне двадцать шесть лет. Я здоровый, молодой и сильный. И денег у меня полно… Не будет рядом Настьки – будет кто-нибудь еще. Может, Милка. А может, другая. Девок в Москве полно. Молодых, и красивых, и умных… И любая за счастье почтет…»
Словно в доказательство – несмотря на многодневную пьянку (а может, и благодаря ей) – его дружок подтянулся, наполнился силой… Пришлось, чтоб успокоиться, сделать душ совсем ледяным…