Предпоследний герой

НАСТЯ Март 1991 года СССР, Москва

Таскать домой папки с рукописями Насте было не привыкать.

Настоящая советская женщина: на плече сумочка, в руке – тяжелый полиэтиленовый пакет. Слава богу, не надо нестись после трудового дня добывать продукты. И бежать за Николенькой в садик.

Бытовые хлопоты мать взяла на себя – хотя Настя с трудом представляла себе величавую Ирину Егоровну в очереди, к примеру, за подсолнечным маслом.

«Так и жизнь проходит… – с легкой, почти нарочитой печалью думала Настя. – Работа – дом… Сын и быт… А мне всего-то двадцать шесть… И закат уже не по-зимнему долгий… Хоть и ледяной ветер задувает в рукава дубленки, но небо уже светлое, синее, и над крышами домов сверкает на этом аквамариновом тоне закатная звезда… И понимаешь, что зима действительно прошла или скоро пройдет… И хочется мечтать и делать глупости…»

Настя свернула из тихого переулка на улицу, ведущую к метро.

– Ай!

На нее со всего маху налетел мужик.

Настя отшатнулась. Ударчик получился будь здоров. Настя, слава богу, удержалась на ногах, но старый полиэтиленовый пакет не выдержал, ручка лопнула. Папки с рукописями грохнулись наземь. Одна из них раскрылась, вывалила листы на тротуар.

– Ох, извините, – простонал мужик. – Вы не ушиблись? Ради бога, извините! Я такой неловкий!..

Он немедленно присел на корточки и начал собирать рукописи.

Настя пробурчала: «Медведь!» Хотела добавить что-нибудь еще, какую-нибудь уж совсем язвительную грубость – кто может быть раздраженней, чем русская женщина, идущая с работы! Однако сдержала готовое сорваться с уст оскорбление.

Дело было в мужике, покорно собирающем у ее ног листы. («Слава богу, сегодня сухо, ни снега, ни грязищи нет. Не изгажу рукописи несчастные».)

Мужчина, налетевший на Настю, был явно нездешний. Несоветский. Черт его знает, как она смогла это определить с первого же взгляда – ведь видела она у своих ног всего-то его шевелюру, плечи да руки, собиравшие в папку листы. Наверно, иностранец угадывался по идеальной, волосок к волоску, прическе. Или по манжетам белоснежной рубашки, выглянувшим из-под рукавов добротного пальто. Или по наманикюренным ногтям. Или по густому запаху хорошего парфюма, исходившему от него. А может, по легчайшему, еле заметному акценту, с которым тот бормотал свои извинения…

Все эти приметы, взятые вместе, не оставляли ни малейшего сомнения, что мужчина – иностранец. Советские мужики так не выглядели, не пахли и не извинялись.

И вместо того чтобы наброситься на незнакомца с упреками, Настя тоже присела и принялась помогать ему.

– Простите мне мою неловкость, – еще раз извинился он. Да, он действительно говорил с акцентом, только Настя не могла понять, с каким. Английским, французским? Или, может быть, венгерским?

Иностранец собрал листы, поднял три папки и бережно прижал их к груди. Посмотрел на Настю беззащитным взглядом. Лицо его было хорошим: ухоженным, открытым и загорелым.

– Я виновен перед вам и, позвольте, я попробую заглаживать свою вину, – продолжил он.

– Как вы будете ее заглаживать? – фыркнула Настя.

Злость ее куда-то испарилась.

– Я хотел бы помочь вам донести эти файлы.

– Донести? – Она секунду поколебалась и приняла решение. – Ну несите. До метро.

Она смяла в руке проклятый пакет и двинулась к станции. До метро оставалось шагов двести. Весенние сумерки стремительно меняли цвет от в синего к фиолетовому. Опережая Настю и иностранца, торопливой рысцой проносились к подземке такие же, как она, работающие женщины и пахнувшие пивом и дрянными сигаретами советские мужчины.

– Вы блистательно выглядите, – сказал иностранец, не торопясь вышагивая рядом.

Настя еле доставала ему до плеча. Она чувствовала исходящий от него запах терпкого одеколона. К груди он по-прежнему прижимал ее папки.

– Вы даже лучше, чем мне описывали, – вдруг добавил незнакомец.

– Что? – сбилась с ноги Настя. Потом ошеломленно остановилась: – Кто описывал?

– Пойдемте, Настя, – сказал иноземец. – Не будем привлекать к себе внимания. Мы просто гуляем, ладно?

– Кто вы? – выдохнула она. – Откуда вы меня знаете?

В голове, безнадежно испорченной параноидальным советским воспитанием, вдруг пронеслось: «Он шпион. Он будет меня вербовать». Здравый смысл немедленно возразил: «Кто я такая? Да кому я нужна? Какой разведке? Для чего? Чтобы выведать секреты редактуры книги «Истерзанное сердце»?»

Она покорно пошла рядом с иностранцем. Тот двигался уверенно, не спеша. Чувствовал себя хозяином положения. А может, у него стиль был такой – важный.

– Вам просил передать привет один человек, – спокойно, словно невзначай произнес незнакомец.

– Что за человек? – резко спросила Настя.

Сердце отчего-то забилось часто-часто, и стало трудно дышать.

– Он просил передать вам также…

Мужчина взял рукописи под мышку. Залез во внутренний карман и вытащил оттуда бархатную коробочку. На ходу протянул ее Насте.

– Что это?

– Берите, пожалуйста. И посмотрите сейчас.