Предпоследний герой

– Ведь я знаю: если бы не ты – Арсений бы меня сдал. Он, твой Арсений, ненавидит меня… Хотя я тут ни при чем… А на меня, после показаний этого сумасшедшего шофера, можно было бы повесить организацию убийства… Или по меньшей мере соучастие… Но я… Верь мне, Настенька!.. Я не виновата в убийстве!.. Не виновата! Я ничего не знала! И ничего, никакого убийства не готовила! Этот шофер, Илья Валентинов, – он сделал все сам. Из корыстных побуждений. Ему очень нужны были деньги. Он вообще был страшный жмот и скопидом… И это он сам, один, убийство твоих деда и бабки придумал и осуществил… А потом попытался свалить главную вину на меня… Якобы это я на убийство его толкала!.. Ведь он настоящий псих, этот Валентинов!.. Он выжил из ума, он маньяк!.. Я не делала этого – верь мне, дочка!.. Я… Я – скажу тебе честно – не особо расстроилась, когда узнала, что деда убили, и ты знаешь почему, но я… Я непричастна к этому!.. Ты веришь мне, дочка? Веришь?!

Глаза Ирины Егоровны наполнились слезами.

– Наверное, – Настя пожала плечами. – Наверное, верю.

– Верь мне! Пожалуйста!.. Да, я спала с ним – с этим идиотом, шофером!.. С Валентиновым!.. Да, мы были с ним близки, а потом расстались. И он… он свихнулся по этому поводу… Стал преследовать меня… Подозревать. Замышлять что-то. Да, я дурная женщина, я спала с ним. Я вообще со многими спала и виновата в этом. И господь меня за это покарал. Но я… Я не убивала… И не замышляла ничего… Ты веришь?

– Да.

– Нет-нет, я вижу, что ты еще не совсем поверила, еще не до конца… Это на тебя так Арсений влияет, он ненавидит меня. – Мать торопилась выговориться, даже захлебывалась. – Но я тебе вот что скажу. Это важный аргумент – он хотя не материалистический, но очень важный… Ведь если бы я была убийцей, господь бы тогда покарал меня, правда? И сильнее, чем просто болезнью!.. Он тогда не дал бы мне излечиться!.. Он бы тогда убил меня, и в страшных мучениях!..

Мать говорила столь жарко и так для нее необычно, словно героиня Достоевского, что Настя опять подумала о ее душевном нездоровье.

– А так… – горячо продолжала Ирина Егоровна, – бог, конечно, наказал меня, но не навсегда, не насмерть. Значит, я не сделала ничего очень уж плохого. То есть я, конечно, грешница, я дурно жила, обижала и тебя, и моих приемных родителей, и поклонников, и мужчин. Да, я грешница, – но я же не смертная грешница… Понимаешь?! Смертного-то греха на мне нет!..

– А ведь это Арсений, – усмехнулась Настя, – Арсений, которого ты так ненавидишь, на самом-то деле спас тебя. Вылечил.

– Нет!! – вскричала мать. – Не Арсений!.. Меня спасла ты. Арсений здесь случайно! Арсений был просто вашими руками. Твоими руками – и бога!

– Ну, мама, – поморщилась Настя. – Ты меня-то с богом не равняй.

И опять ей показалось, что мать после всего пережитого маленько не в себе.

– Ох, Настенька, да все равно… Я тебе так благодарна! Если бы ты знала, как я тебе благодарна! Ты ведь мне все это подарила!.. – Ирина Егоровна в каком-то экстатическом восторге обвела вокруг себя рукой. – И эту кухню, и вечерний чай, и дом, и всю Москву… И Николеньку, его лепет, его словечки забавные, его игрушки… И закаты, и снег, и деревья… – На глазах у Ирины Егоровны опять заблистали слезы. – Так что… Ты поезжай в Венецию, ты… Поезжай, дочка. Мне уже хватит, хватит всего… Мне больше ничего не надо. Ни денег, ни Эжена, ни заграницы. Поезжай ты, тем более что он звал тебя… Я расскажу тебе все и код этот дам. Вы возьмете деньги, и ты можешь остаться с Эженом, а можешь нет… Можете поделить с ним деньги и разбежаться… Можешь вернуться в Союз – а лучше там оставайся, за границей. Устроишься, наладишь жизнь. А потом я привезу к тебе Николеньку. Там, за границей, лучше – куда лучше, чем у нас… С деньгами-то!.. У нас здесь, в совке, уже ничего хорошего не будет…

– Мама, – строго, пытаясь вернуть мать из «возвышенного» состояния, произнесла Настя. – А сколько там, на счету, денег? У вас с Эженом? Сколько?

– Там? У нас? – Ирина Егоровна огляделась, понизила голос. – На счету?.. – Она облизнула губы. – Там пятьсот тысяч. На двоих.

– Пятьсот тысяч крон?! – не смогла сдержать разочарования Настя.

– Каких крон?!. Долларов! Пятьсот тысяч долларов! По двести пятьдесят тысяч на брата!

Насте до последней секунды казалось: ее остановят. Кто-то, да остановит. Слишком уж сказочным выглядело все происходящее. Слишком феерическим.

«Подумаешь – заграница! – успокаивала себя она. – Что, в первый раз, что ли?»

И сама же себе отвечала: «Ну конечно, в первый! Я ведь только в социализм раньше ездила – на Золотые Пески и в Карловы Вары. А Венеция – это самый настоящий капитализм. Можно сказать, его торжество».

Как ни странно, именно Венеция (а вовсе не внезапно воскресший Эжен!) занимала все Настины мысли. Она даже тряхнула стариной и сходила в университетскую библиотеку. Нашла в предметном каталоге карточку со словом «Венеция». И пару вечеров просидела в читалке, проглатывая редкие статьи в журнале «Вокруг света», газетные заметки из серии «Их нравы» и даже учебники по итальянской архитектуре.