Предрассветная тьма (ЛП)

Секунду спустя прикосновения его руки к моим волосам прекращаются, его тело становится напряжённым. Полный сочувствия человек, который держал меня, говорил мне о моих прекрасных недостатках, он исчез, спрятался за стеной, которую он быстро воздвиг. Кирпичик за кирпичиком. Потому что мы зашли слишком далеко, мы позволили вещам быть слишком реальными, а когда ты чувствуешь вещи — тебе неизбежно причинят боль.

— Ты даже не знаешь меня, Ава, — говорит Макс с горечью в голосе. — Совсем. Даже моей фамилии, — и эта правда причиняет острую боль, но лишь на мгновение.

— Я знаю, что люблю тебя, и это всё, что мне нужно знать, потому что твоё имя не имеет значения, ничто другое не имеет значения… Я люблю тебя.

Он ёрзает в кровати, обхватив меня за щёки руками, притягивая моё лицо к своему. Он прижимает губы к моим губам в настойчивом поцелуе, его язык погружается в мой рот. Я таю. Я теряю голову. Я хочу этого. Боже, я хочу этого, не важно, насколько это неправильно, потому что любовь — ну, любовь не знает границ. Любви не важно, как это получилось, её волнует лишь, что она существует, и это — Макс — он и есть любовь.

Совершенные вещи не требуют улучшения. Нет места в чём-то без изъяна для чего-то, что соответствует, не нужен ещё один мазок кистью, не требуется перезапись. Не совершенство хочет… а обиженные люди, мы хотим так много, вещи, которые только люди, вроде нас, могут понять. И мы оба опустошены — по-разному — но когда что-то сломано, имеет ли на самом деле значение, как оно было разрушено?

И вот так он отрывается от меня. Низкий стон вырывается из его груди, а глаза встречаются с моими. Я вижу, как работает его разум, вижу его борьбу с самим собой из-за того, насколько это неправильно. Ещё один стон, и его взгляд падает на кровать, руками он потирает лицо.

— Макс, — шепчу я. — Это судьба, — и я чувствую такое отчаяние, пытаясь заставить его понять это, потому что я в это верю, и я боюсь, что он только знает об этом. Точно как кто-то, возможно, знает, что есть Бог, но они не верят в это, поэтому они бродят бесцельно, безнадёжно проживая жизнь в поисках чего-то, что, как они чувствуют, должно стать доказательством веры… Макс не может прожить мою жизнь. Он должен поверить в это. Я не зря проходила через ад, чтобы потерять единственное спасение, даже если кто-то когда-либо увидит его рога, а не его крылья.

— Я люблю тебя, — наклонившись, я поднимаю его голову и целую его губы, и он нежно целует меня в ответ. Макс обхватывает мой подбородок руками, затем зарывается ими в волосы и сжимает меня за затылок. И в этом поцелуе я узнаю всё, что мне нужно знать. Говорят, действия звучат громче слов, и мой Бог — настоящий, потому что этот поцелуй — это всё; такой и должна быть любовь: нежной и страстной, отчаянной и пугающей.

Если бы нас когда-нибудь поймали, Макса посадили бы в тюрьму, и я не знаю, смогу ли я вообще защитить его. Но любовь… всегда права, так что же нам делать? Что вы делаете, когда человек, которого вы рождены любить, дан вам под всеми неверными предлогами?

Вы лежите рядом с ними и наслаждаетесь каждым мгновением, которое у вас есть, потому что уверенности нет ни в чём. Абсолютно ни в чём, чёрт возьми.

Глава 30

Макс

Хватило всего пары звонков, чтобы достать поддельные документы для нас обоих. Я откладываю документы в сторону и продолжаю упаковывать наши вещи. Я еще не решил, куда мы поедем, но это должно быть далеко отсюда, это уж точно, чёрт возьми.

Ава выходит из ванной, её волосы всё ещё влажные после душа. Она останавливается перед зеркалом и проводит пальцами по своим теперь длинной до подбородка золотисто-каштановым волосам.

— Я не могу к этому привыкнуть, — говорит она, пристально рассматривая своё отражение в зеркале. — Я на себя не похожа.

— Ты и не должна быть похожа, — смеюсь я и подхожу к ней сзади, положив руки ей на плечи, затем наклоняюсь и целую её в бледную щеку. — Но ты красива с любым цветом волос, — я слегка касаюсь волос девушки, потом возвращаюсь к кровати и внимательно рассматриваю поддельные документы. Когда я открываю паспорт, я читаю вымышленное имя, которое она выбрала: Гвиневра Стивенс.

— Почему ты выбрала имя Гвиневра? — спрашиваю я с улыбкой.

— Она была королевой Камелота, — Ава отворачивается от зеркала и заползает на кровать, ложась на живот и подперев руками подбородок. — Согласно некоторым историям она была похищена. Подумала, что это уместно, — она улыбается. — А Стивенс, потому что, ну, Стивен Кинг.

— Ты и твои книги.

— Они были способом убежать. Способом, при помощи которого я выбрасывала всё дерьмо из своей головы. Это красота историй, которые позволяют тебе быть, кем хочешь. Ты можешь погрузиться в миры и людей и истории любви, ты можешь чувствовать эмоции и забыть, кто ты. Эти истории помогли мне не сойти с ума.

— Погрузившись во что угодно, кроме реальности, да?

— Ага.

Я закрываю её паспорт и незаметно опускаю его в передний карман моего чемодана.

— Раз уж мы говорим о твоём погружении… — я останавливаюсь, а она смотрит на меня, сузив глаза.

— Что, Макс?