Развернулась прямо так, без поклонов, не повинившись, и потопала на задворки селища. Ее дружки-приятели, торопливо отвесив поклоны Великому Сварогу с Великим же вождем, бросились вслед своей водительнице вспугнутыми птахами.
— Задрыга, — обругал любимицу Деснил. — Нет, чтоб делами заняться…
— Займется, — хмуро напомнил Недимир. — Нынче же вечером, как справим тризну по старикам нашим ушедшим. По Вешко-то я скучать не буду — задрал он меня в последние лета своими ябедами на людей. А вот Чудина провожать жалко. Мог бы еще пожить — много толка от него было. И молодых ему было, чему поучить.
— Вот так и обо мне не позабудь сказать, — взялся наставлять выученя Деснил, топая дале по селищу и оглядываясь, кто чем занят.
— Только это? А про все остальное умолчать? Про дела-то твои великие, батюшка Сварог, заикаться иль как?
— Ох и пакостный же ты на язык получился. Точно Ожега тут как-нибудь, да намутила. Нельзя было ее до тебя в малолетстве допускать. Ох, не до того мне было, а то б я ее…
— А после она тебя. Знаем, слыхали… Тьфу, ты! Нечисть!
Остановленный, ровно конь на скаку, Недимир ухватился, было, за меч. А разобрав, что к чему, схватился уже за грудь.
— Почему нечисть? — вопросила безо всякого любопытства Сида, вышедшая из воздуха прямиком под ноги Великому вождю. — Это я, дядька Недимир.
— Сидушка, — выдохнул тот, присаживаясь пред малявкой на корточки. — Лапушка. Ты нынче лишь двоих за кромку провожать станешь? Иль меня прихватить туда ж удумала? Неужто, срок мой подошел?
— Не понимаю я тебя, — задрала бровки богиня, а после глянула на Деснила, дескать, растолкуй, о чем вождь тут ей выговаривает.
— А уж как мы-то тебя порой не понимаем, — строго указал тот. — Мысли вон наши горазда слушать. А к душе-то прислушиваться, когда в обычай возьмешь? Пустяки ли вот этаким-то вывертом человеку сердце оборвать?
— Сердце оборвать нельзя, — наставительно поправила Сида, вздернув плечико. — Шибко крепко оно в груди сидит. А удар сердечный дядьке Недимиру не грозит. Его сердце здоровей здорового. Иль зазря мы, что ли, в очередь ночами его силами питаем? Он против иных вдвое дольше прожить сможет.
— Чего хотела-то?
— Деда Сварог, вы тут ко мне подсылали одного, выведать про Мару. Так я сама хотела вежество явить, да вам самолично все рассказать. Только запамятовала. А тут припомнила, как ты явился да изругал меня. Вот и догнала вас.
— Вежество явить. Являла одна такая, — бурчал Недимир под нос, поднявшись и нарочито растирая грудь против сердца.
— Так что там с Марой? — пренебрег его причитаниями Деснил, огладив по головке Пресветлую недотепу.
— Она их встречать направилась.
— Кого?
— Так Перунку же с братьями.
— Как Перунку?! — округлил глаза Недимир, вновь бухнувшись пред девчонкой на корточки. — Не путаешь чего?
— Сподобились, — буркнул Деснил, громко выдыхая и прикрыв на миг глаза.
— Ага, — беспечно подтвердила богиня, намереваясь сбежать.
— Да уж теперь погоди-ка, — прихватил ее за ручку Недимир. — Толком обскажи. Где встретила-то? И с кем туда отправилась?
— С отцом, понятно.
— Стало быть, Ирбис о возвращении Перуна знал? — тотчас подобрался Недимир.
— Знал. Мара ему сказал, мол, Перунка идет. Вот они сразу и отправились на полночь. Дядья-то прямиком берегом Великой реки идут. Нынче, может, уж и до лисов дотопали. Так я пошла? — потянула Сида руку из крепкого кулака вождя.
— Погоди, — не отпускал тот. — Ты ж не поведала, когда они сюда будут? Иль сразу в горы к себе подадутся?
— Зачем к себе? — вновь вздернула бровки богиня. — Когда вы тут. Вон деда Сварог здесь ныне обретается. Вот его прихватят, тогда и домой двинут. А, может, и нет. Мара о том не известила. Чего ей силу попусту на ветер пускать? В этакую даль доаукаться много силы нужно. Явится, так сама все и скажет. Так я пошла? — повторила она, выкручиваясь из лапищ вождя.
Недимир только и успел, что рот раскрыть, как малая пропала с глаз долой. Он поднялся и придирчиво уставился на Деснила, будто старик мог ему еще чего поведать. Будто не вместе они пеняли совсем недавно на внезапное исчезновение Мары. И будто не вместе ожидали долгие пять лет, чем окончится Перунов поход на закатные земли в поисках родовичей из Белого народа. Да мест, куда славны могли бы переселиться. Деснил ответил выученю укором из-под начисто поседевших бровей. Покачал головой, мол, дурацкие у тебя обычаи, вождь. Затем развернулся и бодренько зашагал к своему дому, где ныне проживали горцы, когда им случалось выбраться из дому в коренное селище. Понес Ожеге благую весть, дескать, Мара хоть и зараза последняя, бездушная, да отлучилась за делом. Пусть и тишком.