Предрассветные миражи

К чему я все это говорю? Ах да, к тому, что я сумела использовать нашу фамильную, так сказать, отметку, чтобы подчеркнуть оригинальность своего внешнего вида. Андрей же ничего с этим поделать не мог, стрижки носил всегда аккуратно коротко выстриженные, тем более на работу, и потому бабочка его цвета молочного шоколада всегда привлекала взгляды и вызывала шутки разного рода. С годами он научился парировать непрошеный юмор, но я знала, что в душе он никогда не переставал мучительно краснеть и желать когда-нибудь навсегда избавиться от этого. Именно этот его комплекс я коварно использовала, заявив при всех, что отныне коллекционеры бабочек в Австралии смогут пополнить свои альбомы фотографиями нового вида, мигрировавшего на их континент. На удивленные вопросы гостей, что же это за вид, я торжественно указала на Андрея: «Спросите у него!» Кира порозовела. Она тоже знала об этой «ахиллесовой пяте» Андрея. Она злобно посмотрела на меня, осмелившуюся так бестактно ткнуть ее мужа в слабое место.

— Это у Жени такой своеобразный юмор, — поспешила она замять тему. — Возможно, она предлагает сама создать коллекцию фотографий?

Я никак не прокомментировала ее слова, наблюдая за Андреем.

— Нет-нет, она имеет в виду другое, — засмеялся Андрей. — Сейчас покажу.

К моему изумлению, он встал, развернулся к гостям спиной и указал на свой знак шоколадной бабочки.

— Женька, ты тоже показывай, раз уж завела разговор!

Ну, мне-то что стоит, я показала и настоящую бабочку, и ее двойника-тату. Началось бурное и веселое обсуждение наших отметин, которое позволило мне скрыть величайшее удивление поведением Андрея.

Убедившись в естественности его хорошего расположения духа, я, однако, никак не могла заставить себя искренне присоединиться к общему веселью. Ведь в тот момент меня распирало от новостей о Кристине и Глебе. Мне стоило титанических усилий не выдать доверенную мне тайну, но довольно легко было понять, что за весельем Андрея стоит нечто большее, чем долгожданное назначение. Он не заставил меня томиться. Чуть позже, где-то дней за десять до их предполагаемого отъезда, он показал мне документы, из которых следовало, что он принят на работу преподавателем в колледж в Судане.

— Женька, теперь ты понимаешь, чему я радуюсь?

— Не совсем, — хлопала я глазами.

— Я стал искать через Интернет, как я могу поехать куда-нибудь в страну третьего мира, поработать там, но так, чтобы иметь возможность быть независимым и посмотреть мир, попутешествовать, заодно быть чем-то полезным конкретным людям.

— А как ты сможешь путешествовать, будучи преподавателем?

— Так там же можно объездить континент без особых затрат. А работа такая, что не привязывает меня к месту. Прочитал курс — свободен на какое-то время, потом опять можно вернуться. Деньги, конечно, небольшие, но их вполне хватит на прожиточный минимум.

— Ничего не понимаю. А Австралия, посольство, Кира?

— Я никак не решусь ей сказать. Она не поймет и не согласится. Я хочу получить на руки все документы и только потом скажу ей. Чтобы уже не было пути назад. А то она еще может заблокировать мои визы, с нее станется. Знаешь же, какая она активистка, особенно если это касается ее благополучия. И вообще, она какая-то странная в последнее время. Я не понимаю, что с ней творится, и не хочу встревать.

Я во все глаза смотрела на Андрея. Таким спокойным тоном он говорит о том, что обманывает свою жену, собирается уехать на край света, притом один, что переворачивает свою жизнь с ног на голову и при этом не испытывает ни капельки сожаления и чувства вины! Даже я бы на такое не решилась! Я ущипнула себя: может, я сплю? Нет, не спала. Вот он стоит передо мной, реальный, сияющий Андрюха, и мечтательно говорит о своем путешествии по Африке. А где-то тем временем его жена собирает чемоданы и судачит по телефону с подругами о прелестях дипломатической жизни. А еще где-то в это же время Кристина разбирает чемоданы вдали от Москвы, тоже готовая начать новую жизнь. И, как всегда, все трое строят свои планы, не поговорив друг с другом нормально, по душам. И вновь глухой телефон. Что это принесет? Разбитые судьбы? Потерянное время? Шрамы на сердце? И тут стою я, Женя Ладынина, несущая, словно беременная женщина под сердцем, информацию, которая, по справедливости, мне не принадлежит. Она ничего не может изменить в моей судьбе. Она не моя. И я должна отпустить ее, передать в руки законному владельцу. И в который раз вздохнув: «Была не была!» и нервно пригладив волосы, я усаживаюсь перед своим братом, беру его за руки и начинаю рассказывать. Рассказывать о Глебе.