Председатель

Тяжелее всего, как и предполагалось, было в казачьих областях. Если относительно слабое Астраханское войско не сумело выступить организованно, и выход к Каспию мы забрали за три дня вялых стычек, то на Северном Кавказе понемногу разгоралась ограниченная гражданская война, как минимум в рамках одного региона. Гремучая смесь иногородних и горцев, зажиточных и малоземельных казаков, рабочих Екатеринодара и Грозненских приисков, со взаимными обидами и вендеттой – война всех против всех стала вполне реальной. Все это подпитывали самыми разнообразные идеи – восстановление имамата, суверенитет Кубанской Рады, присоединение к Турции и бог знает что еще.

Самый же серьезный провал у нас случился в Ростове. Там отряд «добровольцев» из казаков и юнкеров военных училищ разгромил городской Совет, а еще через пару дней и Ростов, и Таганрог заняли силы Войскового правительства. Месяц тому назад донским областным атаманом избрали того же самого Каледина – что называется, под руку подвернулся, приехал с фронта, а тут как раз войсковой круг собрался. Прочие кандидаты при виде генерал-лейтенанта взяли самоотвод и на Дону появился первый за последние двести лет выборный атаман. Честь по чести выборный – за него проголосовали две трети делегатов. Заодно Круг принял программу независимости Области Войска Донского.

Вот во исполнение этой программы Каледин и начал щемить Советы. Ростов, Таганрог и углепромышленный район упирались, но против серьезного перевеса у казаков сделать пока ничего не могли. Даже три запасных полка, весьма советских по духу, ничего не изменили. Атаман объявил военное положение, начал аресты рабочих и делегатов Советов, и послал эмиссаров в Оренбург, на Кубань и Терек.

Будь у него власти побольше или сумей он ей распорядиться тверже, возможно, все бы удалось уладить миром. Но атаман раздавал приказы сверху, а внизу их выполняли «донские партизаны», довольно быстро почуявшие вседозволенность. Начались расстрелы.

Известия об этом пронеслись по стране быстрее телеграфа и на Дон ринулись все противники власти Советов, от московских капиталистов до генералов, от интендантов с подгоревшей задницей до корниловских офицеров. Причем крупных и надежных войсковых сил внутри страны у нас еще не было и Каледин с его пятью-шестью тысячами «партизан» сумел зачистить почти всю область.

Нам нужно было до зарезу продержаться до поражения Германии, по многим признакам близкой к последнему издыханию, и потому единогласно было решено войска с фронта не снимать. А то выдернешь один полк, все и посыпется, так что лучше не мешать новому главковерху Лебедеву. А он выдал концепцию удержания фронта при минимальной активности, для чего спустил вниз директиву не препятствовать локальным перемириям. А сам решительно вводил в полках «революционные роты», бестрепетно вливая в отобранный состав красногвардейцев и формировал ударные части.

Ну и расширил террор против немецких перевозок. В сводках из Огенквара постоянно попадались фамилии удачливых командиров «особых команд» – прапорщика Лонгвы, корнета Балаховича, полковника Клещинского, капитана Пепеляева, подпоручика Щорса и, разумеется, капитана Михненко, действовавших с опорой на подполье Союза Труда.

Тем временем Каледин обратился к казачьим полкам с призывом оставить фронт и следовать на Дон для защиты от Советов. Частично нам удалось парализовать это движение, тупо заблокировав преревозки, но встряску фронт получил немалую, а ВЦИК после такого фортеля прямо объявил Каледина «германским агентом, изменником и врагом власти Советов». Небольшая часть казаков с фронта все-таки сумела прорваться, но, что характерно, желанием воевать никак не горела. Почти все они сдали оружие еще по пути домой, причем в нескольких случаях – заведомо более слабым отрядам красногвардейцев, а по прибытии большинство заявило о нейтралитете. Но в любом случае, с донской Вандеей нужно было решать, и побыстрее.

Примерно на месяц все застыло в динамическом равновесии: в сторону Новочеркасска пробирались офицеры и проклятые буржуины, а мы спешно сколачивали отряды и занимали ключевые пункты вокруг казачьих земель. Именно тогда впервые прозвучал термин «Советская армия», применительно к Донецкому бассейну, куда были направлены восемь полков. Основной заслон создавался на линии Мариуполь-Иловайское-Дебальцево-Миллерово, охраняя тем самым жизненно необходимый стране Донбасс и позарез нужный казакам Луганский патронный завод. Вторым пунктом сосредоточения командовавший операцией Медведник назначил Царицын – из него шли важные дороги на Лихую и Тихорецкую, и через город пролегал естественный маршрут связи донцов с уральцами и оренбуржцами.